Сеть Сирано - [17]
Чигавонина сидела на стуле в напряженной позе изваяния с острова Пасхи: спина прямая, руки по швам.
— Вот, возьми, Надь, хотя бы меня, — тетка снова задумалась, — Стою я перед тобой, простая русская баба… И вот скажи ты мне Надя, какие у меня в жизни были простые бабьи радости?
Надька неопределенно дернула плечами, но, уловив привычную волну, облегченно вздохнула:
— Да какие у тебя радости, Тань? Такие же, как и у меня. Девок поднять, с голоду не загнуться, внуков дождаться — вот оно наше общее с тобой счастье. Не было бы, типа, войны…
— Это все, Надь, понятно, а вот так чтобы конкретно, только для себя? Личная жизнь и все такое?
— Да какая, Тань, личная жизнь! — всплеснула руками Чигавонина, — не смеши меня. Пару охранников, пару водителей, Толик участковый и одна случайная связь с врачом-окулистом.
— Нет, Надь, я не про это. Я, Надь, про душу твою спрашиваю. Была ли она у тебя когда-нибудь так сильно задета, чтоб дышать было больно?
— Так ведь Епифанов, Таня! Он и меня, и Витку нашу так злостно задел, что как живые остались непонятно.
— А у меня, Надь, представляешь, — тетка покончила с сигаретой, — ничего такого не было.
— И не будет уже, Тань, слава богу!
— Да я и сама, Надь, понимаю, но почему-то именно теперь сдаваться не хочется. Поманило меня что-то издалека…
Тетка опять задумалась, Чигавонина захрустела огурцом.
— Вот возьми хотя бы этот интернет, — прервала молчанье тетка, — чем он хорош, в смысле познакомиться?
— Выбор большой? — догадалась Надька.
— Даже не это, — тетка взялась за новую сигарету, — понимаешь, там можно спокойно, без боязни, сколь угодно долго смотреть чужому человеку в глаза и тебе за это ничего не будет!
— А без интернета догонят и еще дадут?
— Не знаю, Надь, — вздохнула тетка, — может потому, что работа у меня домашняя, может потому, что я больше с текстами общаюсь, чем с людьми, может, я просто устала сидеть в четырех стенах как замурованная, но я чувствую, я знаю… Что-то сдвинулось с мертвой точки, что-то дрогнуло осторожно и вздохнуло. Что-то ойкнуло и пошло. Что-то такое непонятное, чему я сама пока еще не могу подобрать определения…
— Да, дорогая моя, — покачала головой Чигавонина, — что-то ты действительно заработалась.
— Ну ты же знаешь, я не для себя, я для Олюшки все это затеяла. А она как раз и противится. Не понимает своей выгоды, злится, орет на меня!
— А ты вместо нее! — Чигавонина стукнула кулаком по столу, — хрен кто догадается. А потом доведешь клиента до первого свидания, и поставишь ее перед фактом! Никуда не денется.
— Ладно, до этого еще далеко, — отмахнулась тетка, — а что, кстати, мы с твоим Епифановым делать будем?
Надька резко помрачнела:
— Делай с ним, что хочешь. Мне уже все равно.
— Ну хочешь, я с ним поговорю от лица прекрасной незнакомки, доведу его, как ты предлагаешь, до первого свидания и тебя запущу.
— Не получится у тебя ничего…
— Лучше жалеть о том, что ты сделала, чем о том, чего не сделала.
На этом и порешили.
Тетка проводила Чигавонину до дверей и вернулась на кухню.
Поставила чайник. Раздумала. Включила телевизор и тупо в него уставилась. Менты, в кратких перерывах между распитием, дружно носились за неугомонной ватагой урок.
Хорошо живут, подумала тетка, весело. Даже любовь мало-мальская случается. Отношения… А я тут сижу как дура, завидую. А ведь обходилась как-то раньше? А что теперь изменилось? Вроде бы ничего! Хотя…
Запахло в воздухе порохом, серой, тюльпанами… Почувствовалось нечто свежее, озоновое, грозовое. Замелькали перед глазами стрижи, ласточки, вороны. Закрутились круги цветные, радужные. Неужели это все из-за Сашки? Не думаю. Он лишь катализатор, бумажка лакмусовая, повод веский, но не причина. Что-то здесь другое, скрытое, тайное. Внутри все чешется и свербит. Предчувствие какое? Радость? Беда? Объятья навстречу раскрыть или подложить соломку?
Тетка смотрела на экран, не понимая, что там происходит. Ментов это нисколько не смущало. Парни продолжали рубить бабло, пока горячо.
А у нас ничего не случилось, правда же?
Ничего не случилось. Хотя…
Какое это странное слово — «хотя»! Вроде бы, почти что «хотеть», да не совсем так. «Хотеть» — это слишком неопределенно, сразу возникает вопрос «когда?» А вот «хотя» — это навсегда: и в прошлом, и в настоящем, и будущем. Она ела, хотя. Она пьет, хотя. Она будет трахаться, хотя… Боже мой, да это же счастье. Счастье! Трахаться, пить и есть — хотя! То есть — желая. От всей души, от всего сердца, с нашим вам удовольствием.
И какое несчастье, когда все эти желания вдруг пропадают.
Вот намедни, подумала, хорошо бы что ли, пройтись. Размять усталые затекшие от неподвижности части тела. Но как-то не-хо-тя подумала, без энтузиазма. Или, может, съесть, что-нибудь? Бесполезного, но вкусного: кремово-жирного, сыро-варено-копченного, пряно-сладко-острого? И снова как-то вяло подумала, скучно, лениво. Или кино посмотреть? С любовью, страстями, красивыми эротическими сценами? Ну? Возжелай! Не-о-хо-та, блин! Так неохота, что челюсти сводит.
Такова старость. Мясо есть, а есть нечем. Израсходовались желания, износились. Вот и Лексеич на днях разоткровенничался о своих непростых половых отношениях с новой корректоршей. Влюблена, мол, как кошка. Пальцем помани — сама все снимет.
Это история любви — страстная и беззащитная, смешная и трогательная, понятная и близкая каждой женщине.Когда Маша встретила мужчину своей мечты, мужчину с большой буквы, то окунулась в страсть как в омут. С головой. Ее подруга Юля пытается вернуть Машу на землю в редкие минуты просветления в Машиной голове. А страсти там действительно пылают нешуточные — просто смертельные. Юля недоумевает: зачем нужна эта любовь, если от нее люди «умирают»? Но для кого любовь — товар, а для кого — смысл существования. Каждый выбирает сам.
Тонкая психологическая проза о любви.В центре романа - любовный треугольник. Но не тот, равнобедренно-классический, где она любит его, а он, с тем же рвением - другую.Здесь угадывается иная, неизвестная науке, геометрическая форма, в которой потерянная женщина мечется между двумя в равной степени достойными претендентами. Ее зовут Карлсон, а его, соответственно, Малыш, и их совместное счастье было так же коротко, как и детство.Наступила пора прозрения, и на смену цветным сумасшедшим снам пришли тревожные будни.
Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.
Война рождает не только героев. Но и героинь. 1935 год. Войска Муссолини вот-вот войдут в Эфиопию. Недавно осиротевшая Хирут попадает служанкой в дом к офицеру Кидане и его жене Астер. Когда разражается война, Хирут, Астер и другие женщины не хотят просто перевязывать раны и хоронить погибших. Они знают, что могут сделать для своей страны больше. После того как император отправляется в изгнание, Хирут придумывает отчаянный план, чтобы поддержать боевой дух эфиопской армии. Но девушка даже не подозревает, что в конце концов ей придется вести собственную войну в качестве военнопленной одного из самых жестоких и беспощадных офицеров итальянской армии… Захватывающая героическая история, пронизанная лиричностью шекспировских пьес и эмоциональным накалом античных трагедий.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.