Сеть. Как устроен и как работает Интернет - [63]

.

Если Эшберну повезло с географией, то это здание, напротив, было географическим феноменом. Оно было возведено на фундаменте столетней телефонной системы, втиснувшейся между биржей и железнодорожными путями. Оно угнездилось на самом соблазнительном для риэлтеров участке земли – в том месте, где от Даунтауна отходит туннель Холланда, ведущий под Гудзоном на запад, в Нью-Джерси. В отличие от интернациональной одинаковости всех центров Equinix, дизайн этого здания был уникальным, а его способ существования – причудливым и загадочным. Его эволюция казалась органической, происходящей под воздействием окружающей среды – здание питалось от корневой системы самых первых своих подземных кабелей и со временем обрастало новыми.

Недавно в него въехала компания Azurro HD, воспользовавшаяся невероятной пропускной способностью местных сетей, чтобы помочь телекомпаниям передавать большие объемы видео в электронном виде, вместо того чтобы отправлять кассеты экспресс-почтой. Кто-нибудь из сотрудников всегда присутствовал в их небольшой комнате, и когда мы зашли в нее, чтобы поздороваться, дежурный технический специалист смотрел фильм на таких огромных экранах, что они вполне могли бы стоять в центре управления полетами: это был шпионский триллер 1975 года «Три дня Кондора». Стоя внутри одного из крупнейших в мире «информационных ядер», мы на долгий миг увлеклись тем, как агент ЦРУ в исполнении Роберта Рэдфорда пробирается сквозь офисы башен Всемирного торгового центра.

Когда мы вышли в вестибюль, Гилберт открыл шарнирную стальную дверь, расположенную там, где по идее должна была находиться дверь лифта. За ней оказалась открытая шахта, которую пересекала зарешеченная платформа с перилами, расположенными на высоте пояса и сделанными из тонких труб. Мы шагнули на нее – теперь под нами было 250 футов тьмы, если, конечно, не учитывать свет, скрытый внутри тысяч сияющих оптоволоконных проводов. Стены шахты были покрыты линиями стальных и пластиковых труб, которые назывались внутренними каналами, оранжевого, красного и грязно-белого цветов, которые местами были разрезаны и открывали внутри себя толстые черные кабели, аккуратно связанные в пучок. Владельцы сети, желавшие проложить новый кабель, должны были найти ему безопасное место во внутреннем канале, однако большинство предпочитало использовать дополнительный слой металла. Кабели меняли свою прямую вертикальную траекторию, образуя арку под потолком, где занимали свое место на лотках для оптоволокна, расположенных над помещением дата-центра, – это было похоже на пандус при выходе из метро, но устремленный в воздух.

Затем мы с Гилбертом отправились в подвал – туда, где MCI пробила брешь в стене крепости AT&T. Я потерял счет дверям, через которые мы прошли, – их было как минимум полдюжины, и наконец Гилберт отодвинул в сторону оранжевый конус безопасности, выбрал подходящий ключ на массивной цепи и открыл дверь, не имевшую никаких опознавательных знаков.

Замигал и зажегся свет, и я увидел впечатляющих размеров комнату, похожую на гардеробную для великанов. Высокий потолок заканчивался выступом у наружной стены – подобное место ребенок мог бы превратить в свое тайное убежище. Оптоволоконные кабели, расположенные под землей, обходили фундамент здания по специальным трубам, называвшимся «точкой входа». В категории уникальной и дорогостоящей нью-йоркской недвижимости, наряду с парковками за 800 долларов в месяц и студиями площадью 200 квадратных футов, эти короткие трубы занимали места самые верхние и самые дорогие. На заре существования больших оптоволоконных комплексов, то есть в середине 1990-х, арендодатели практически не обращали на них внимания, без разбору одобряя запросы на прокладку любых необходимых кабелей. Но по мере разрастания сетей в зданиях, подобных этому, они начали догадываться, что эти кабели чего-то стоят. Гилберт не называл конкретных цифр, но я слышал о ставке в 100 000 долларов в год (и это еще не предел) за расстояние, которое вы можете охватить, раскинув руки в стороны.

– Когда мы только купили здание, эта комната была заполнена кабелями с надписями «Де-Мойн» и «Чикаго», – произносит Гилберт с ноткой ностальгии в голосе. – Они шли прямиком в эти города. Надо было сохранить парочку на память.

Вместо этого компания наняла трех сотрудников, которые приходили каждый день и отрезали старые провода, тестируя и проверяя каждый из них перед удалением, чтобы убедиться, что через них больше не идут телефонные звонки. Этой троице понадобилось два года, чтобы полностью освободить комнату, после чего ее шлакоблочные стены были перекрашены в тот же индустриальный серый цвет, в который выкрашены все подвалы. А потом в ней поселилось оптоволокно.

Я смотрю туда, где потолок смыкается со стеной. Массивная гора перекрученных черных кабелей, помеченных бирками из плотной бумаги, примотанными с помощью проволоки, струится вниз с потолка. Стальные цилиндры и мощные пластиковые оптические кроссы, переплетенные друг с другом как лианы, выползающие из-под земли. Некоторые из них обвивают друг друга, оставляя свободные части, которые при необходимости можно было перерезать и срастить. Другие кабели выглядят более тяжелыми и не такими гибкими. Напротив одной из стен установлены вертикальные металлические полки, которые поддерживают дополнительные кабели, похожие на садовые шланги, спускающиеся со стены стройными рядами.