Сестры. Дом мертвеца - [65]

Все эти районные пересуды Дина со Светой слушали то от хозяек, то от Юры, то от Семена, не преминувшего их навестить.

Дина же, которую Юра снова взял с собой, на другой день много чего увидела и собственным глазами. Они с Юрой, сойдя в Ольховке, встретили Зину в станционном ресторане. Сидела она одна во всем зале, стол перед ней ломился, в графине стояла водка, да только она ни к чему не притрагивалась, а смотрела сквозь стеклянную стену, точно ничего не видела.

Дине она показалась худой и красивой. Она была накрашена, хорошо причесана, в черном платье и на каблуках. Вокруг глаз темное, глаза и губы блестят. Зина позвала их за свой стол, угостила, выпила с Юрой немного водки и даже улыбнулась Дине. Правда, с усилием.

Юра, выпив, упрекнул Зину, зачем она на похоронах стихи про Мойдодыра прочла. Дина аккуратно хлебала щи и делала вид, что разговор ее не касается, но слушала очень внимательно и с интересом. Многое было непонятно, но кое-что запомнилось очень хорошо.

– Так ведь, – ответила на его вопрос Зина, – я и не помню, что говорила. Ум словно помутился. Наверное, хотела сказать, что Колюня погиб, оттого что за меня вступился. Первый раз в жизни вступился, когда меня бандиты избили. И что я это ценю. Вот так, наверное.

– Эх, Зин, наивная ты душа... – пожалел ее Юра. – Придумываешь, чего нет. Разве Колюня был на такое способен?

– Был.

– Ну ладно, ладно, успокойся. Пусть он будет героем. Так всем лучше.

– Да, – эхом отозвалась Зина. – Так лучше.

– Я тоже не люблю мир без обмана.

– Это не обман. Все так и есть, – хмуро возразила Зина.

– Хорошо. Ладно. Пусть. Я с тобой согласен.

– Со мной теперь все согласны, – с горечью произнесла Зина. – Я теперь миллионерша. Словно бы я другая стала, лучше или красивей...

Дина понимала, что спор шел из-за Колюни. Зина верила, что он хороший, а Юра нет. Считал все обманом, на это и намекал. У Дины насчет Колюни было собственное мнение. Ни хорошим, ни плохим она его считала. У него было монгольское бешенство, а потому он мог сделать что угодно, всякое мог сделать. Бешенство, оно и есть бешенство, и спорить тут было нечего.

– Ты всегда была красивой. Спина, ноги, волосы – красивая женщина без вопросов. И с характером, – продолжал Юра, ласково погладив Зину по спине. Та отодвинулась. – Ты что делать думаешь? Не сейчас, а вообще?

– Дом заколочу, на Север уеду. В Тюмень или Сургут. Где меня не знают.

– А меня не зовешь?

– Нет, – Зина посмотрела устало.

– А что так строго?

– Любого другого возьму, только не тебя. Надрываешь ты мне сердце лестью своей. Оно рвется и пустеет. Кажется, пока ты тут, оно полное и живое. А потом ты исчезаешь, оно мертвеет. Хуже тебя нет. Потому что ты отнимаешь веру. И был бы глуп или плох, так ведь нет. Ты культурный, умный и незлой, а подлей тебя я не видала, вот в чем ужас-то. Ты самое главное отнимаешь. То, на чем люди держатся, на вере. Хуже тебя нет.

– С ума-то не сходи, – посоветовал Юра. – У тебя сейчас все в черном свете. Потом ведь пожалеешь.

– Не пожалею. Я много о тебе думала. Ты даже и не знаешь, сколько ночей. Столько думала, что все насквозь знаю и вижу. А лучше бы мне этой черноты не видеть. Наказание это. Колюня – сущий ангел рядом с тобой.

– Хватит, остановись, что ты при ребенке-то? Напугала девчонку.

– Таких и надо бояться. Беги, – она повернулась к Дине. – Беги от него.

Дине стало не по себе. Она глянула на Юру, и вид его ей очень не понравился. Черный какой-то. Лицо темно-серое, волосы черные с синим отливом, зубы желтые, кривые, а главное, этот острый хрящеватый нос, который все время беспокойно шевелится.

– Я на улице подожду, ладно?

Она вышла из-за стола и спустилась вниз на улицу.

Значит, Зина хочет уехать. Может, и правильно, потому что никто тут ее не любит, говорят только плохое. Ангелина уверяла, что она мошенник и аферистка, сама мужа угробила. Только на это непохоже. Тем более не похоже, что Зина боится каких-то бабок. Она же бесстрашная, ночью по лесу одна ездит, на похоронах стихи читает и дерется. А уезжает она из-за Юры, он испортил ей сердце. Как он это сделал? Но сделал, раз она уезжает безвозвратно, и даже Колюню считает ангелом в сравнении с Юрой. Как же она раньше не замечала этого его носа, похожего на щупальца?

Разговор в ресторане между тем продолжался. Юра разлил водку из графина по стопкам, и они выпили. Он положил в рот маринованный помидор с долькой чеснока в сердцевине. Ел он с нескрываемым аппетитом, так что Зина на него насмешливо покосилась. Он вытер салфеткой рот.

– А говорила, что любишь, – произнес Юра.

– Да и ты многое говорил. Жалею, что Колюне с тобой изменяла. Он чистый был человек.

– Значит, его теперь любишь, не меня?

– В том-то и беда, что люблю. Только это ничего уже не значит. Расстаемся мы.

– Вы прямо Татьяна Ларина, – усмехнулся он и снова налил в рюмки. – Вся из себя.

– Тебе видней, – согласилась Зина. – Ты у нас грамотный.

Они продолжали сидеть за почти нетронутым столом. Юра только пил и закусывал, есть при ней немного стеснялся, а Зина даже не пила. Подошла официантка в короткой юбке, спросить, не нужно ли чего, Юра ее прогнал, чтоб разговору не мешала, но разговора с Зиной не получалось. Обиженная женщина, что с нее взять...