Сестра Земли - [2]
Члены экспедиции, подражая своим руководителям, старались быть такими же спокойными, но не всем это удавалось.
— Пора бы! — тихо сказал Мельников, обращаясь к Белопольскому. — Многим тяжело это ожидание.
Стрелки часов на стене вестибюля показывали четверть двенадцатого.
— Когда же он, наконец, приедет? — спросил Константин Евгеньевич.
— На шоссе творится что-то невероятное, — заметил кто-то из стоявших поблизости. — Машину Сергея Александровича могли задержать.
Как раз в эту минуту отдалённый гул, всё время слышный в открытые окна, резко усилился, перейдя в оглушительный шум, быстро приближавшийся к вокзалу. Очевидно тот, кого ждали, был уже недалеко.
В вестибюле произошло поспешное движение. Все расступились, освобождая широкий проход от двери к месту, где стоял Белопольский. Корреспонденты, подняв свои аппараты над головой, пробирались поближе ко входу.
Директор института космических исследований, Герой Социалистического Труда — Сергей Александрович Камов — показался на пороге двери в сопровождении президента Академии наук СССР.
На мгновение остановившись и жестом руки ответив на дружные аплодисменты собравшихся, он быстрыми шагами пересёк вестибюль и подошёл к Белопольскому.
— Долгие проводы — лишние слёзы! — громко, чтобы все слышали, сказал Камов. — На корабль, Константин Евгеньевич!
— Мы только вас и ждали, — как всегда, сухо ответил Белопольский.
Пайчадзе первый, поцеловав жену и дочь, подошёл к нему. Нина Арчиловна, ведя дочь за руку, направилась к лестнице, ведущей на крышу вокзала.
Примеру семьи прославленного звездоплавателя последовали и все остальные. Вестибюль опустел. В нём остались только участники полёта и члены правительственной комиссии.
— Прощальные речи не приняты на наших стартах — сказал Камов. — Скажу коротко: счастливый путь!
Он трижды поцеловался с Белопольским и пожал руки всем остальным, не исключая Пайчадзе. (Старые друзья простились утром, ещё в городе.)
Ольга не ушла наверх. Она стояла возле Мельникова, крепко сжимая его руку. Внешнее спокойствие не покидало её даже теперь, в минуту последнего прощания. Характер Камова, умевшего владеть собой при любых обстоятельствах, сказывался в его дочери.
— Оля! — позвал Камов.
Она молча поцеловала мужа и подошла к отцу.
Всем существом Мельников рвался к ней. Ему хотелось ещё раз прижать её к себе, но он знал, что этого нельзя делать. На него смотрели его товарищи по полёту. Он не имел права показывать им пример малодушия.
— Поехали! — весело сказал Пайчадзе. — Кто со мной в первой машине?
Взяв под руку биолога Коржёвского, который казался взволнованнее всех остальных, он вышел на поле, где, в ожидании, стояли две автомашины. До центра ракетодрома было несколько километров.
— Вы поедете с нами на площадку? — спросил Белопольский у Камова.
— Нет, — Сергей Александрович показал глазами на Ольгу. — Мы посмотрим на ваш отлёт с крыши.
Он ещё раз пожал руку Белопольскому и, кивнув головой Мельникову, ушёл наверх. За ним ушли все, кто ещё оставался в вестибюле.
Участники экспедиции один за другим выходили на поле. Мельников сел в машину последним.
Только когда она тронулась и помчалась по гладкой бетонированной поверхности ракетодрома, его нервы пришли в порядок. Уже давно ставшее привычным, спокойствие снова вернулось к нему. Ольга и всё, что было с ней связано, осталось позади. Впереди был знакомый старт, полёт, просторы Вселенной, близкий его сердцу космический рейс.
Он посмотрел на своих спутников.
Те, кто улетали с Земли не в первый раз — начальник научной части экспедиции академик Баландин, пожилой, полный, с розовым лицом и длинными поседевшими волосами, и инженер радиотехник Топорков, худощавый человек с резкими крупными чертами немного цыганского лица, казались спокойными. Остальные вызывали в Мельникове сочувствие, — так сильно они волновались. Но он хорошо знал, что ничем, кроме личного примера, не может помочь им.
Геолог Василий Романов, механик атомных двигателей Александр Князев и кинооператор Геннадий Второв старались держаться поближе к Мельникову, инстинктивно ища поддержки в его спокойствии, казавшемся им удивительным и непонятным. Встречая взгляд их глаз, тревожных и лихорадочно блестевших, Мельников ободряюще улыбался.
Они смотрели на него — заместителя начальника экспедиции — как на старшего и опытного товарища; а давно ли он сам, начинающий звездоплаватель, с мучительным волнением ожидал первого в своей жизни старта, ища поддержки своему мужеству у Камова и Пайчадзе! Прошло всего восемь лет, и вот он должен служить примером другим в начале их «космического пути», передавать дальше полученную от старших эстафету опыта.
За восемь лет Мельников сильно изменился. На борт звездолёта «СССР-КС 2» он ступил в возрасте двадцати семи лет, но по внешнему виду ему тогда можно было дать двадцать. Теперь это был тридцатипятилетний мужчина, выглядевший старше своих лет.
Исчезли юношеская округлость щёк, весёлый блеск глаз. По краям губ, сжатых в твёрдую прямую линию, появились первые признаки будущих глубоких морщин, на висках серебрилась седина. С левой стороны лба виднелся длинный шрам — память о трагическом случае на Луне, когда метеорит пробил бак вездехода и вызвал взрыв. Он и Пайчадзе чудом спаслись тогда. На левой руке не хватало одного пальца — результат падения в лунную трещину, на его счастье оказавшуюся неглубокой. И в тот раз только случайность сохранила ему жизнь. И много других случаев, всегда смертельно опасных, хранила его память. Природа не любит раскрывать свои тайны.
