Сестра Марфа - [23]

Толпа тут же отозвалась и поддерживающе воскликнула.

Марфа помнила, как перевела эту фразу: «И тогда сломал Корифей свои пальцы, а его сердце наполнилось мглистой тишиной». И действие это не было жертвой, а лишь актом отчаяния. И вечность не была подарком для Корифея, она была его наказанием.

История Корифея была одной из тех, что долгой нитью протягивалась через все события, о которых повествуется в первой части Учения, а в сто семнадцатой главе описан лишь финал, понять который можно лишь тогда, когда изучишь все остальные смежные события, что повлияли на становление личности этого героя. Но Дедрик не утруждал себя этими подробностями. Фраза была метафорической, с двойным смыслом, чем лидер и воспользовался.

Одно за другим Дедрик выворачивал слова Учения наизнанку, преподносил их так, как самому ему было удобно. Он использовал в своей речи вырванные из контекста слова, и его речи приобретали, пусть и ложную, но завораживающую красоту. Он нес небылицы о том, как пережил смерть, а Огнекрыл подарил ему способность летать. Он говорил о мирах, в которых ему удалось побывать, и лица людей преображались. Он убеждал, что отказался от своих крыльев и вернулся для того, чтобы изменить этот мир к лучшему. А лучше он станет без горцев.

Марфа тоже забралась на постамент и остановилась рядом с Дедриком. Люди стояли с горящими от фанатизма глазами и внимали каждому слову своего лидера. Они не могли видеть слухарку, невольно ставшую свидетелем этой сцены, но зато она их могла.

«Миллиарды слов резали людям кожу, горло и глаза, но они все равно продолжали говорить и слушать».

Эта фраза из Учения так ярко вспыхнула у слухарки в голове, что она вдруг поняла — именно о таких людях в древних текстах и говорилось. Марфа смотрела на людей, скандирующих имя Дедрика, и уже не сомневалась в том, что любое верование — обоюдоострый меч. И в тот момент, когда религия перестает служить во благо общества, в тот момент, когда она становится средством манипуляции в руках других, в ту же секунду она должна прекратить свое существование.

Никогда Марфа не думала, что однажды ей придет в голову настолько кощунственная мысль, но сейчас, стоя напротив всех этих людей с искаженным мировоззрением, больше всего на свете, ей захотелось сжечь все копии Учения Огнекрыла.

Распахнув свой пушистый плащ, Туман набросил свое призрачное покрывало на толпу собравшихся людей, превращая их фигуры в смутные размазанные тени. Туман остановился напротив Марфы и весь его вид излучал негодование. Не для того, он ее сюда привел. Не для того, чтобы сейчас увидеть ее с таким выражением лица. «Не смотри, не смотри!»

Но Марфа продолжала смотреть. И Туманная пелена не помешала ей разглядеть в толпе знакомый силуэт. Женский силуэт. Облаченная в монашеское платье с аккуратно подшитым воротничком, с крепко затянутым поясом на талии и с деревянным треугольным кулоном на шее… она… кто же она? Марфа никак не могла разглядеть ее лица, но в том, что слухарка эта пришла из Северного собора, не сомневалась. Но как? Как могла одна из слухарок оказаться здесь, в этом чудовищном месте?!

Слухарка, аплодирующая Дедрику; слухарка, скандирующая его имя; слухарка, что сейчас улыбается под темной вуалью и складывает руки так же, как делает это пред алтарем Огнекрыла.

Как же далеко успели разрастись сети Дедрика? Сколь много умов успели пленить его речи? И скольких слухарок уже успела заразить эта отравляющая хворь?..

Амулет на шее у слухарки чуть качнулся. Глубокая трещина пролегала на поверхности кулона и по диагонали перечеркивала серповидный месяц. Это могла быть та, кого она наставляла, или… даже та, у кого она сама наставлялась? Одна из тех, кого она слушала, кого уважала. Марфа всё смотрела и смотрела на эту трещину и никак не могла отвести от нее взгляд. Словно трещина эта превратилась в огромную расщелину под ногами, а Марфа взяла и шагнула за ее край и теперь никак не выберется обратно…

Чужие силуэты, хлопающие ладони и улыбки — всё это перемешалось и слилось в одно бесформенное пятно, а затем рассеялось. И снова морозный воздух, снова обледеневшие леса и безграничные поля, засыпанные снежным песком. Тело Марфы, бережно хранимое Туманной шалью, не замерзло в снегах. И когда слухарка вновь открыла глаза, ей было тепло. Ей было жарко. Сердце ее билось невероятно быстро, а в душе загорелся яростный огонек, в любой момент готовый разгореться целым кострищем. Когда-то Марфу испугал огонь, а теперь он пылал у нее под кожей.

— Мне… мне нужно обратно в собор! — слухарка резко вскочила на ноги. — Мне нужно узнать… нужно…

Она рванулась куда-то вперед, но пушистый пар окутывал все вокруг так, что ни одной тропы не разглядишь, а собора и вовсе не видать в этой мглистой пелене.

— Туман… — сузив глаза, Марфа негодующе посмотрела прямо на него, но сейчас взгляд Туманного бога был непроницаем. Недвижимо замерев напротив слухарки, он почти сливался с дурманящим воздухом и снежными дюнами и казался совсем чужим, незнакомым. Совсем как тогда, когда Марфа впервые по-настоящему увидела его, — в день прощания с мертвыми, в день, когда ветер смешивал пепельные песчинки со снегом.