Сестра Марфа - [15]

Взор у женщины прояснился, слезы мгновенно высохли. Слова слухарки хоть и были суровыми, но от них все же стало легче на душе. И неудивительно, так чувствовал себя каждый, кто исповедовался у Марфы.

Женщина сжала руку слухарки и горячо поблагодарила ее. Внезапно она поняла, что ей следует делать и какому пути следовать.

Когда прихожанка ушла, сестра Марфа плотно заперла за нею дверь и прислонилась к ней спиной. На лице у нее было мучительное выражение, словно ее только что больно ударили.

— Ты ведь помогла ей, — снова явился пред ней Туман. — Почему же сейчас смотришь так, словно жалеешь об этом?

— …Я сказала ей, чтобы она доверилась богу, живущему в ее сердце. Но теперь меня не покидает мысль, что если бы ко мне пришел человек, попавший в точно такую же ситуацию, но в чьем сердце бог был бы жестоким и безжалостным… мой ответ не был бы таким же.

— Но ведь ты сама говорила, что «при различных обстоятельствах, одна и та же строчка может истолковываться по-разному».

Марфа нахмурилась, удивленная тем, что Туман запомнил эти ее слова и так точно передал.

— Верно… — вздохнула она и отошла от двери. — Верно и все же иногда мне кажется, что в моих решениях слишком много противоречий. У меня нет четких постулатов, как у сестры Гретты и поэтому все, что я делаю, так это подстраиваюсь под каждый отдельно взятый случай. Вот только, не двулично ли это? Я часто думаю о таких вещах и никогда не бываю уверена в правильности своего выбора.

Туман внимательно ее слушал, ловя каждое ее слово. Впервые он мог слышать ее мысли, не прокрадываясь в ее сознание, словно вор, а из ее собственных уст.

— Знаешь, — продолжила она, прижимая пальцы к губам, — говорят, на востоке где-то посреди жарких пустынь существуют поселения, где до сих пор действует такой обычай: люди убивают и съедают заживо каждого третьего ребенка в семье. Для их культуры это является нормальным. — Марфа брезгливо скривила губы. — Но, как думаешь, если мы возьмем одного из этих дикарей и поместим в наше общество, будем ли мы тогда иметь право судить этого человека по меркам нашей морали? С чего мы взяли, что их обычаи на самом деле не являются истинными? Почему мы ставим свою религию выше верований в Горном королевстве или в каком бы то ни было другом?

Марфа не ожидала услышать ответ на свои слова. Она лишь говорила и говорила:

— Сменяются времена, религии и верования, а вместе с ними смещаются и рамки допустимого. В зависимости от типа нашего общества, мы прощаем или караем людей за определенные поступки. Но ведь, независимо от декораций, поступок остается поступком… Любая мораль субъективна, — вот, что я думаю, Туман. Мы пытаемся отыскать в письменах единственно верный вариант поведения, но правда в том, что такой универсальной волшебной палочки не существует и не может существовать.

Марфа усмехнулась и скрестила руки на груди. В ее глазах была горечь.

— Я все еще очень сильно хочу перевести письмена. Все еще надеюсь, что не права, и на самом деле в Учении Огнекрыла найдутся ответы на любые вопросы… но чем дальше я захожу, чем сильнее убеждаюсь в обратном.

Глава 4. Огонек

«Сегодня я избил свою жену, сестра». «Я оставила своего ребенка замерзать на морозе». «Я отвернулся от своей матери, когда она больше всего во мне нуждалась». «Я убежал из дома, оставив братьев и сестер голодать в одиночестве». «Во время грозы я бросил своего друга умирать и не обернулся, когда он звал меня на помощь». «Я изменила мужу с другим мужчиной, сестра». «Я ощущаю себя счастливым, когда люди молят меня о помощи и в отчаянии целуют мне руки». «Мне нравится наблюдать за тем, какие эмоции появляются на лицах умирающих от моего меча». «Мне нравится чувствовать свою власть!», «Я не жалею о том, что предал его!», «Мне плевать, если они скорчатся от мук и иссохнут от болезней!», «Мне…», «Я убил…», «Я украл…», «Я предал…», «Я… я ненавижу Огнекрыла!»

Марфа резко вдыхает, словно просыпаясь от кошмара. Еще один день бесконечных слушаний подошел к концу. Зал уже пустел и слухарки расходились кто куда, а Марфа все стояла пред алтарем Огнекрыла и не могла пошевелиться. Она все еще слышала слова прихожан, и отчего-то у нее было такое чувство, словно все эти грехи совершила она сама, а не все эти люди. Что ж, но ведь так и должно быть: принимая на себя людские проступки, слухарка сама становится их носителем, сама и передает раскаяние о их совершении Огнекрылу.

Когда в зале совсем никого не осталось, Туман снова проник в собор сквозь щели и трещины в каменных стенах и закружил вокруг слухарки.

— И зачем только вы слушаете всех этих глупцов?

— Людям нужен способ избавляться от накопившейся боли, — задумчиво говорила Марфа. — Иначе их души совсем загниют.

— Если вы сосуды, в которые люди выплескивают темные помыслы, то сколько же грязи уже должно скопиться в ваших сердцах?

Марфа долго смотрела в глаза Огнекрыла, прежде чем ответить. Наставница всегда избегала подобных разговоров, а Туман, наоборот, спрашивал прямо, даже если его слова были слишком резкими.

— …У слухарок нет сердец.

— Надо же, — усмехнулся Туман и шепнул слухарке на ухо: — …совсем как у меня!