Сесквоч - [46]

Фенберг направлялся в зообар, чтобы выпить пива и съесть гамбургер. Он хотел побыть один. Странно, подумал он, но за последние месяцы это было его единственным желанием. Один. В стороне от всех. И хотелось кого-нибудь укусить.

Фенберг присел на капот. Было тепло, сидишь на одеяле с электроподогревом. Он оперся на ветровое стекло, вынул фотографию Трейси и ребенка и задумчиво поглаживал истрепанные края. У Трейси были высокие закругленные скулы и длинные, волнистые волосы. Она были сердцеедкой высокого уровня, и они с Майклом были для Бэсин Вэли как Ник и Пора Чарльз. Всегда в джинсах, всегда смеющиеся и подшучивающие, всегда с пивом в руке. Фенберг смешил ее шутками или щекотал, чтобы щеки стали еще выше и круглее, и тогда целовал их. У ребенка были такие же щеки. Фенберг любил сажать ребенка на колени и изображать мотоцикл со всем соответствующим звуковым сопровождением. Шумная езда Оканчивалась эффектным падением на ковер. Это было любимым развлечением бэби Фенберга, и он хихикал, как идиот, пытаясь подражать звукам отца.

— Ты расшибешь ребенка, — говорила Трейси, играя роль недовольной матери.

— С ним ничего не станет. Посмотри, — показывал Фенберг, крутя гибкое тело мальчика под разными углами и держа его вверх ногами.

Трейси ужасалась, а Фенберг подхватывал ребенка, как футбольный мяч, и убегал, изображая звуки сирены и гудков. Трейси гналась за ними по всему дому и неизменно догоняла в каком-нибудь углу, а Фенберг начинал угрожать, что уронит ребенка, если она не отойдет. После благополучного вызволения ребенка матерью за ними начинал гоняться Фенберг и шептал Трейси, что этого ребенка надо положить поспать и заняться изготовлением другого.

Прошло три месяца со дня убийства Дарлы Беган, а Фенберг все еще не мог полностью примириться с фактом, что его брат, Норвуд 3. Фенберг, он же Джон Туберский, ушел из этой жизни.

Честно говоря, трудное положение, в котором он был последние три месяца притупило у Фенберга ощущение потери. Он достал сигару «Гав-а-Тампа» из кармана куртки и держал во рту, не зажигая.

История с кредитными карточками измотала Фенберга, так же как и подделка его подписи в Первом Национальном банке Бэсин Вэли. Все это не было похоже на Джона. Конечно, банк Фенберга не зашел так далеко, чтобы называть его состоятельным слизняком или либералом, и не послал своего вице-президента в белой рубашке и галстуке, чтобы тот в ночной темноте написал при помощи аэрозольного баллончика с краской на стене дома Фенберга «ПАРАЗИТ». И все же Фенберг слышал неловкое, но настойчивое покашливание. Фенберг уже на сорок восемь дней задержал последний взнос за ранчо. Через шесть дней они лишат его права выкупа. Фенберг попытался получить еще одну закладную или взять заем, что при обычных обстоятельствах было до смешного просто. Если бы его имя не значилось на семнадцати кредитных карточках, которые были давно просрочены. Рейтинг Фенберга был ниже, чем у Нила Буша. Газету трогать было нельзя, потому что в прошлом году он занял значительную сумму под новые печатные станки, и банк был уже озабочен возвратом долгов, потому что как деловое предприятие «Багл» можно было считать погибшей.

М.Дж. Беган мстительно преследовал Фенберга и «Багл». Его новая газета «Вестник» отобрала у «Багл» восемьдесят один процент рекламы. Фенберг вынужден был уволить шестерых из пятнадцати человек служащих. Подарками и денежными скидками Беган практически забирал себе все рекламные объявления. Беган был прав. Он похоронит Фенберга. Это было лишь делом времени. Фенберг был редактором "Бэсин Вэли Багл" всю сознательную жизнь. Ему надо было думать о мальчиках и о ранчо. Куда они денутся? Работы, обеспечивающие тридцатитысячный годовой доход, не растут на деревьях.

Фенберг зажег маленькую сигару и, затянувшись, посмотрел на Трейси:

— Кажется, я не очень нужен здесь, дорогая.

Фенберг попробовал получить страховку Джона — ничтожные тридцать две тысячи. Но страховая компания не верила, что Туберский умер. В это мало кто верил, за исключением Фенберга. Большинство думало, что Джон кружился неподалеку, убивал и ел людей.

За время, прошедшее с Нового года до конца марта, кто-то или что-то убило и изувечило десять жителей Бэсин Вэли. Совсем молоденькую парочку тинэйджеров — младшего Раппопорта и Шарлей Хитлмэн — бесцеремонно вытряхнули из машины, припаркованной на залитой звездным светом смотровой площадке в январе. Последний coitus interruptus. На следующий вечер в двадцати милях от того места, прямо в городе, была убита пожилая женщина хиппи — Эдит Муни — около ночной забегаловки «Лондромат». Это привело в волнение весь город и в обычное время было хорошим бизнесом для «Багл». Ни одна семья в Бэсин Вэли не начинала утреннего завтрака и кофе, не прочитав сначала в газете Фенберга отчет Вальтера Уинчелла, какой именно сосед стал последней закуской. Бин Брэс Браун был идиотом, но при этом гениальным фотографом. Его снимки с места преступления были бесценными. Все читали газету Майкла, но никто не платил ему за рекламу.

— Он бесплатно дал мне магнитофон с дистанционным управлением за какие-то паршивые четверть страницы, — сказал Фенбергу один из бизнесменов, отводя глаза. — Мне очень жаль, но магнитофон мне нужен. У меня дети. Это все временно, Майкл. Весь город за тебя. — Но город не был за него.