Сесил Родс — строитель империи - [4]

Да и за пределами Англии у него нашлось немало поклонников. Даже кайзер Вильгельм II, такой вроде бы ненавистник всего британского, сказал Родсу:

— Если бы у меня был такой премьер-министр, как вы, я стал бы величайшим государем на свете.

И только ли короли, императоры, министры? Родс был и кумиром толпы, во всяком случае у себя на родине, в Англии. Его «каждое движение служит предметом наблюдения и обсуждения во всем мире» и «каждое слово передается по телеграфу во все части земного шара». Так писал Марк Твен. Он тоже восхищался Родсом, но по-своему.

— Откровенно признаюсь, я восхищаюсь им; и, когда пробьет его час, я непременно куплю на память о нем кусок веревки, на которой его повесят.

И вместе с тем, подобно многим, он считал Родса загадкой.

— На его месте десятка полтора великих мира сего рухнуло бы со своих пьедесталов, а он и по сей день стоит на головокружительной высоте, под самым куполом неба, оставаясь чудом своего времени, загадкой нынешнего века, архангелом с крыльями — для одной половины мира и дьяволом с рогами — для другой… Родс сохраняет свою популярность и огромное число приверженцев, несмотря на все свои преступления — это несомненно… В чем же тайна его могущества?

И правда, в чем же эта тайна?

В «Ниве» было приведено мнение «английской газеты из враждебного Родсу лагеря»: «Это был человек удивительной энергии и решимости, делавший при помощи денег все, что только можно сделать за деньги»..

Значит, умел делать при помощи денег все, что только можно сделать за деньги. Пусть так. Но ведь встает следующий вопрос: как же он смог получить такие деньги?

О таинственном обогащении Родса ходило великое множество рассказов и слухов. В основе их зачастую лежал домысел о необыкновенном, чудесном везении. Бернард Шоу в пьесе «Простачок с Нежданных островов» довел его до гротеска. Клерк-англичанин клянет свою судьбу в таких словах: тому что жизнь никогда не давалась мне, как какому-нибудь Сесилу Родсу. Вот он нашел у себя на заднем дворе алмазные россыпи — ничего ему и делать не надо было: смыл с них глину и стал тут же миллионером».

И он сам себе пишет эпитафию: «Здесь лежит человек, который мог бы стать Сесилом Родсом, если бы ему везло так, как Родсу».

Так в чем же на самом деле секрет обогащения Сесила Родса? Откуда вдруг, как черт из табакерки, выскочил этот миллионщик?

Что нас толкает в путь?

В июне 1870 года юноша по имени Сесил Родс взошел на палубу корабля «Эудора», который, отплыв от берегов Британии, должен был обогнуть Африку, миновать Кейптаун и прийти в порт Дурбан, в захваченную англичанами страну зулусов.

Был ли это уже тот Сесил Родс, которого знаем мы? Должно быть, нет. Голубоглазый, хорошего роста. Говорил фальцетом, но уверенно. Наверно, уверенность придавали деньги, что дал отец, и еще две тысячи фунтов — подарок тети Софи, сестры матери.

На корабле Родс встретил свое семнадцатилетие. «Нет рассудительных людей в семнадцать лет», — уверял его сверстник Артюр Рембо. Через несколько лет он — тоже в Африке. А Шарль Бодлер, обогнувший мыс Доброй Надежды тремя десятилетиями раньше, писал:

Для отрока, в ночи глядящего эстампы,

За каждым валом — даль, за каждой далью — вал.

Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!

А в памяти очах — как бесконечно мал!

Влекла ли Родса та Муза Дальних Странствий, что манила в Африку несколько поколений юношей-европейцев?

Сколько подростков бежало в Африку с мечтами о необычайных приключениях, грезя экзотической природой, охотой на сказочных зверей в буйных зарослях тропических лесов. Родс плыл как раз на заре той поры. Сразу же вслед за ним, в 1871-м, начал свои странствия Фредерик Силус. Он стал самым известным из европейских охотников в Африке, прототипом Алана Куотермена, героя «Копей царя Соломона» и других романов Райдера Хаггарда. Таких, как Фредерик Силус, в те времена было еще не много. Африканские сафари еще не стали модой для европейских охотников и искателей приключений. И еще только зарождался тот приключенческо-колониальный жанр, который, чуть позднее заполнив книжные рынки, стал рекламой колониальной романтики. Близились события, которые мы теперь называем разделом мира. 1870 год был их кануном. Вотвот… Современникам это было невдомек.

Родса, видно, влекла не одна романтика. Недаром кто-то из его школьных учителей вспоминал, что ему не была свойственна мечтательность. Что же еще?

Что нас толкает в путь? Тех — ненависть к отчизне, Тех — скука очага, еще иных — в тени Цирцеиных ресниц оставивших полжизни — Надежда отстоять оставшиеся дни

Родс еще не испытал глубоких разочарований, а ненависти к отчизне, кажется, не познал никогда. Юношеская неразделенная любовь? Об этом мы ничего не знаем.

Наверно, Родсу ближе были те чувства, с которыми, в надежде стать миллионером, отправился в Африку Артюр Рембо: «Мой день подошел к концу, я покидаю Европу. Морской воздух прожжет мои легкие, солнце неведомых стран выдубит кожу. Я буду плавать, валяться на траве, охотиться и, само собой, курить; буду хлестать крепкие, словно расплавленный металл, напитки — так это делали, сидя у костра, дражайшие мои пращуры.