Съешьте сердце кита - [30]
— А какие у него усики-щекотунчики! Вот бы и нам отпустить! За нами девки гужом бегали бы.
Котеночкин прыснул в кулак.
— Гужом, гужом — да мимо! — проговорил он сквозь смех. — Куда уж нам, Сашок, с нашими физиями!
А Жанна поудобнее уселась в спальном мешке и ткнулась подбородком в подставленные кулачки.
— Скажите, пожалуйста, Игорь… ничего, что я вас так называю?.. Скажите, где вы раньше работали? Мне знакомо ваше лицо!
— Да в экспедиции же, — охотно сообщил Дуд-кин, рассматривая опорожненный стакан на свет. — От ОРСа работал. Заведующим столовой…
Для всех это было несколько неожиданно. Котеночкин переглянулся с Мамоновым, а Жанна — с Ксенией. Только Объедкин сохранял полную невозмутимость, сонно клюя носом.
— Ах, так… — протянула Жанна. — То-то я вас там и видела. Помню, помню. Еще в вас все девушки конторские поголовно были влюблены. И поголовно все незамужние геологини. Да, да, вы там щеголяли — труп налево, труп направо!..
Все засмеялись, засмеялся и Дудкин.
— Ну, щеголял… Придумали! Я же не виноват, что они…
Ксения нерешительно осведомилась:
— А почему вы ушли из столовой? Ведь здесь, в тайге, с непривычки…
— Я вас понял, — кивнул Дудкин. — Я сознаю, что трудности. Но я учел, я знаю себя… А из столовой меня попросили. — Он засмеялся. — Был такой казус. Обедал как-то главный инженер экспедиции. Ну, персона… Персона грата! У него звания, степени. И вот показалось ему, что мух в столовой много. «Послушайте, — говорит, — у вас в столовой столько мух! Они прямо бьются в лицо! И не исключена возможность, что какая-нибудь из них свалится мне в тарелку. Нет, нет, вы что-то должны предпринять». Они все, эти большие инженеры, немножко странные, немножко не от мира сего… Греха не утаю — мухи действительно летали, вывести их всех просто не представлялось возможным. Я улыбнулся и сказал: «Да, да, товарищ инженер, мною уже дано распоряжение: вызвана авиация — самолеты, вертолеты. Произведем опыление…»
Дудкин говорил о превратностях своей судьбы спокойно и обстоятельно, незлобиво над собой посмеиваясь, но не упуская случая оттенить смешные стороны и у тех людей, с которыми он прежде сталкивался. Он никого не обвинял — может быть, сознавая и свои провинности. Ксении это понравилось.
И только неугомонный Саша Мамонов, укладываясь спать, нарочито громко сказал:
— Красавец писаный, а?.. Даже неприятно. Как женщина…
— Признавайся, это ты от зависти, конопатый, — уколола его Жанна. — Уродись я такой конопатой, я бы с горя повесилась.
Мамонов смолк, будто захлебнулся, но, на беду его, слова услышал и гость.
— Досадно, приятель, — необидчиво сказал он, — что вы смешиваете избыток доброты на физиономии закоренелого бабника с банальной женственностью.
Дудкин попытался отвести от себя издевку. Попытался свести ее к грубоватой шутке, это же ясно! И никакой он не бабник!
Мамонов был бит по всем статьям. Он притих. Да и вообще надо было спать. Предстоял день, полный труда и хлопот.
День начался как обычно: с умывания в реке, с пререканий Ксении и Котеночкина, с какой-то непутевой истории, рассказанной Мамоновым.
Дудкин сидел на пеньке и старательно пришивал к брезентовому пиджаку пуговицы. Рыжеватым облаком кружились над ним комары.
— Ест вас гнус? — участливо спросила, подходя, Ксения.
— Да. Едят меня мухи, — в тон ей шутливо ответил парень, не успевая отмахиваться. — Но у меня есть накомарник. Вот…
Он вынул из кармана какое-то кружевное изделие. Ячея в сетке была слишком велика, и напяливать такой накомарник на голову не имело смысла.
— Это вам, очевидно, какая-то штабная поклонница сшила. Они там смутно представляют, что такое гнус.
— Нет, почему же… — Дудкин смутился и покраснел.
Краснел он, как девочка: покрывался румянцем весь, и даже мочки ушей пунцово пламенели, и даже руки…
Мамонов критически пощупал накомарник.
— Это у тебя сетка не от комаров, — сказал он холодно, — а от африканской мухи цеце. На, возьми мою. Я себе еще сработаю, у меня есть кисея.
У Ксении от удивления глаза стали круглыми: скажите, на какое самопожертвование способен Мамонов!
Собственно, можно было уже и в путь-дорогу выходить, да вот Котеночкин, как всегда, некстати решил побриться. Будто ему на свидание! Будто он не может побриться после маршрута!
Ксения уже готова была обрушить на голову Котеночкина громы и молнии, как вдруг из тайги донесся слабый треск. Ксения недоуменно оглянулась. Что за странные звуки? Что-то гудит, потрескивает…
Внезапно Котеночкин выбросил вперед руку с безопасной бритвой и повернул к девушке намыленное лицо. В наивных его глазах отразился испуг.
— Пожар! — крикнул он не своим голосом. — Наши продукты!
А на взгорке, среди сквозной таежной чащи, сухой, как солома, уже бушевало оранжевое пламя и мельтешили черные копотные блики.
У Ксении оборвалось сердце.
— Хватай ведра! — сразу охрипнув, сказала она.
— Где наши лопаты? Окопать надо, — суетился подле палатки Мамонов.
Спотыкаясь и падая, расплескивая из ведра воду, Ксения бежала и думала о том, что черт с ними, с продуктами, удалось бы только предотвратить таежный пал! Все сожрет неуемный огонь: и палатку, и приборы, и документацию… Но и без продуктов как обойтись? Не скоро ведь доставят! Угораздило же их устроить склад именно на том взгорке! Откуда там взялся огонь? Кто виноват?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.