Сержант и капитан - [49]

— Хозяйка, розы почем?

Толстозадая цветочница, не поворачивая лица, ответила:

— Полтинник за штуку. Дешево отдаю.

— А вот того садового гнома за сколько отдашь?

Хозяйка повернула лицо:

— Какого гнома?

— Того, небритого и немытого, что сидит у тебя в углу, а ты с такой любовью на него смотришь.

Пышнотелая цветочница с искренним недоумением посмотрела на Никиту, потом перевела взгляд на Тырича. Тот привстал, развел руками и полушепотом сказал:

— Это шутка, Элеонора. Это мой друг, он так шутит. Он хороший.

— Это точно, я хороший, — заметил Никита из-за горшков с цветами. — Но я могу и разозлиться, если этот небритый колобок сию же минуту не выкатится наружу.

Тырич, полуприседая и извиняясь под пристальным взглядом Элеоноры, протиснулся между ней и витриной и, нащупывая дверную ручку, продолжал повторять:

— Элеонора, душа моя, это на редкость невыносимый, но по-своему хороший человек. Поэтому с ним лучше не спорить. Подчиняясь обстоятельствам, я вынужден пойти с ним, чтобы объясниться. Хотя честно скажу тебе, я не думал, что он еще раз появится и заслонит небосклон нашего счастья.

С этими словами Тырич выкатился наружу. Никита смотрел на него с уважением:

— Тырич, я восхищен твоим философским успехом у женщин, но я пришел за другим. Хотя кое-чему мне бы стоило у тебя поучиться. Ну, так вот. Мне нужен Карандыч.

— А его с тех пор никто не видел.

Никитины плечи недоуменно поднялись. Тырич понял вопрос и ответил:

— Ну не видели, и все. Что я еще могу сказать.

Никита посмотрел на полуприсевшего в страхе Тырича, потом на любопытствующую из-за цветов Элеонору и нахмурился:

— Тырич, Карандыч слишком заметный в вашей среде человек, чтобы он так просто взял и исчез. Либо ты сейчас мне объяснишь, что с ним случилось, либо я, как санитарный инспектор данного района, закрою ларек твоей возлюбленной Элеоноры. А ты будешь смотреть и горько плакать.

— Нет, не надо, я все скажу. — Тырич схватил Никиту за рукав и потянул к выходу. Они поднялись к памятнику Пушкину. Никита не хотел настаивать на чем-либо. Тырич утомлял своей суетливостью, хотя и нравился ему. Просто, когда бомжи начинают играть в шпионов, это уже не смешно. Тырич, по-кроличьи поджав лапки, привстал на носках, чтобы достать Никите до уха, и прошептал:

— Карандыч прячется. Ему угрожают. И он жалеет о том, что пил с тобой.

От Тырича невыносимо несло овчиной, густо политой тройным одеколоном. Никита стойко выслушал все, что сказал Тырич, и потом отпрянул:

— Передай Карандычу, если он хочет жить, пусть ждет меня завтра не здесь, как он привык, а у памятника Маяковскому, что рядом с одноименным метро.

Тырич отступил на шаг и пристально посмотрел на Никитины ботинки. Видно было, что он хотел на что-то решиться. Потом хлопнул себя по ляжкам и сказал:

— Зачем завтра? Давай сегодня. Он сам хотел тебя видеть, да думал, что ты больше никогда не придешь. Он так прямо и сказал: если кто из нас тебя увидит, пусть расскажет все, как есть. Да только я тебе не верю. Карандыч мой друг и наш вождь. А ты, ну кто ты такой? Я когда тебя в первый раз увидел, сразу понял, что от тебя одни неприятности будут. А может, не надо вам встречаться, а?

Тырич с надеждой посмотрел на Никиту

— Поверь мне, Тырич, надо. Просто-таки необходимо. Карандычу это намного нужнее, чем мне.

— Хорошо. Где ты хотел его видеть завтра?

— У памятника Маяковскому.

— Отправляйся сейчас туда, хочешь пешком, хочешь на метро, и жди. Если Карандыч захочет, то придет туда, но не раньше, чем через час.

— Договорились. — Никита дружески похлопал Тырича по плечу и пошел вверх по Тверской. Потом обернулся и поманил Тырича пальцем. Тот с готовностью подбежал:

— Чего?

— Слушай, у меня нет гарантий, что за мной не следят, поэтому будь максимально осторожен. И помни: я тебе доверяю.

Тырич медленно и гордо расправил плечи. Тусклые глаза его засветились. Он понял, что на него возложена миссия, он понял, что в его жизни теперь есть смысл. В последние годы, похоже, с Тыричем не происходило ничего особенно — ни хорошего, ни плохого. Повернись судьба по-другому, возможно, он стал бы приличным среднестатистическим гражданином и даже сделал бы карьеру. Но, став никому не нужным когда-то, он махнул на себя рукой. И вот почти незнакомый и опасный, по его мнению, человек сказал, что доверяет ему. Никите показалось, что в эту секунду у Тырича началась новая жизнь.

— Все сделаю в лучшем виде, не сомневай…тесь. — Ты — рич снова перешел с враждебного «ты» на уважительное «вы». А после как-то быстро исчез.

Никита решил, что прогуляться сейчас — самое время. Тверская максимально запружена народом, а следовательно, безопасна. Он шел очень медленно, с удовольствием разглядывая незнакомые и кое-где знакомые витрины магазинов, салонов, банков и еще неизвестно чего. Дошел до Триумфальной площади. До возможной встречи с Карандычем оставалась еще уйма времени. Но он решил не заходить в какое-нибудь близлежащее кафе, а просто посидеть на бордюре. На самом деле выпить очень хотелось, но одна-две рюмки ничего не решат. Только головной боли добавят, а ее и так предостаточно.

— Закурить не найдется, начальник? — Никита обернулся. Из-за гранитной основы памятника выглядывал Карандыч. Он выглядел довольно живописно. В серых полувоенных тинейджеровских штанах, цветастой рубахе навыпуск, на ногах — солдатские берцы. Поверх рубашки — выцветшая рыболовная разгрузка.