Сержант и капитан - [14]

— Вот это атака, господин капитан, вот это атака!

Купеческий сын Аркадий Лавочкин вполне соответствовал своей фамилии и своим практицизмом и суетой за сутки сумел раздражить меня. Он умел все достать и ничего не потерять. Через два часа после моего прибытия в роту уговорил меня сфотографироваться вместе с командирами взводов. Я был удивлен, но на станции Дьячье он каким-то образом нашел заезжего фотографа. Внутренне окрестил его «обозной душой». Но в этой атаке я лично видел двух заколотых им врагов.

Тяжело встав, я проковылял вдоль, прижавшейся к деревянным деревенским заборам, роты и сказал:

— Не увлекаться. Но за мной!

Мы гнали латышей еще какое-то время, но остановились в двух верстах от Кром. Опять фланги оказались открытыми. Нас могли обойти. Будь у нас чуть больше сил, мы могли бы прикрыть фронт плотнее. Дыры, дыры, кругом дыры по фронту, которые мы заткнуть не можем. Кстати, потери обоих батальонов достигли четверти состава. Пиррова победа.

На следующий день мы атаковали хутора вокруг городка. Тактика нашего командира полковника Наумова продолжает меня изумлять. Два батальона и разрыв в три версты между ними при наступлении. Мы что, играем с красными в поддавки? Городок мы не взяли, и слава богу. Я бы потерял всю свою роту. Пора понять, что красные тоже уже научились бить в лоб. Только мы делаем это молча, а они под пение «Интернационала». Нужен маневр. Ночью латыши ударили, и Офицерская рота бежала в полном составе. Вот это да! Офицерская рота! И потеряли весь обоз.

* * *

Наступил понедельник. Без десяти девять утра Никита Корнилов прибыл на работу. Приехал на такси. В черном костюме, в черном галстуке и белой рубашке. Он еще поднимался по ступеням, когда Митя сам вылетел навстречу в сопровождении охраны.

— Никита, отлично, что приехал раньше. Двинули на объект. Нам его вчера передали под контроль, а вчера, если ты помнишь, было воскресенье. Это многого стоит. Долго за него бились. Хочу, чтобы ты его увидел. Он будет в твоем ведении. Важный дом.

Когда кортеж выехал на Большую Никитскую, а потом свернул во дворы, Никиту окатили неприятные предчувствия. Ему были знакомы эти места. Дом Карандыча в дневном свете казался еще меньше. Четырехэтажный, аккуратный, маленький, желтый. Вокруг него уже был огорожен сетчатый забор. Никита огляделся, отыскивая взглядом Карандыча или хотя бы кого-нибудь из его воинства. Разбитое войско попряталось.

Они прошлись по этажам. Митя отдавал приказания. С перекрытиями осторожнее, чердак не трогать до особого распоряжения, охрана круглосуточная, бомжатину разогнать. И главное, со стороны конкурентов могут быть какие-нибудь акции, например, поджоги. Перекрытия-то деревянные. Прямо в подъезде Дмитрий сказал небольшую речь:

— С сегодняшнего дня за безопасность объектов отвечает вместе с Романом Евгеньевичем еще и Никита Иванович. В вопросах безопасности он имеет право действовать самостоятельно. Прошу любить и жаловать. — Митя царственным жестом указал на Никиту. Но все столпились в лестничном проходе и потому даже головы не повернули.

— Все. Никита, иди домой. Сегодня ты больше не нужен. Свою миссию ты исполнил.

— Пока, — ответил Никита и вышел, не прощаясь. Он присел в детской песочнице. Победители старых стен уехали. Пора ждать появления Карандыча и остальных. Они не преминули себя обнаружить. Карандыч вышел из-за угла. На него было больно смотреть. Разгромленное воинство Карандыча столпилось сзади. Сегодня их было больше. Не трое, шестеро. Ради этого зрелища Карандыч привел весь бомонд. Тырич плакал, немытым кулаком вытирая глаза, и толкал атамана в бок. В руке его была грязная бутылка с фальшивой этикеткой.

— Выпей, друг, — повторял он, как заведенный.

Но атаман, не отрываясь, смотрел на огороженное ажурной металлической сеткой родное пепелище.

— Карандыч, куда пойдешь теперь? — спросил Никита с виноватым видом.

Не ответив, тот махнул рукой, развернулся прочь. Тырич, все еще хлюпая носом, развел руками перед Никитой: «Мол, извини ты нас, и мы тебя прощаем». Они ушли, и Никите сразу стало легче. Он сидел в песочнице, чертил на сыром песке что-то похожее на скандинавские руны и смотрел на желтый куб дома. Офицерский дневник лежал во внутреннем кармане. Никита достал его и открыл на недочитанной странице.

11 октября 1919. Кромы. Переправы и городок Кромы мы взяли сегодня быстро и почти без потерь. Слева помогли дивизионы Черноморского конного полка. Моя рота даже ног не замочила. Латыши как-то легко ушли. Может, ловушка? Штаб расположился в трех верстах к югу. Мой комбат капитан Павлов сказал откровенно:

— Это ловушка, господа. У нас за спиной река.

Весь наш фронт за ней. Мы на выступе, который противник захочет сегодня же ночью срезать.

Он и комбат-1 звонили в штаб и говорили, что удержать пятиверстовый фронт и городок со множеством маленьких улочек невозможно, если будет ночная атака. Они требовали, чтобы командир полка приехал и сам проверил обстановку. Но Наумов требовал одно:

— Город удержать любой ценой.

День. Кромы в наших руках. Я решил немного пройтись по главной улице. Кромы больше похожи на большое село, чем на город, который, как я недавно узнал, старше Москвы. Фельдфебель Сидоров и его земляк и приятель, рядовой Авдюхин Матвей, крестьянин сорока двух лет, были в моем сопровождении. Авдюхин был командиром отделения в красном полку и убежденным сторонником большевиков. В бою под Армавиром Сидоров и Авдюхин столкнулись в лобовой штыковой атаке. Наши сломили красных и погнали их. Сидоров бежал за Авдюхиным с криком: