Сержант без промаха - [6]
Опустив пулемет, Федор с любопытством стал разглядывать постовых. Они крутились у огня, поворачиваясь к нему то одним, то другим боком. Что-то не очень похожи они на лихих — картинных — представителей победоносного вермахта, в отутюженных зеленых мундирах и начищенных сапогах. Самый крупный из них — в белом бараньем тулупе, в валенках, каска напялена поверх теплого шарфика, которым немец обвязал голову. Тот, что постоянно жует, толст непомерно, видимо, одел под шинель телогрейку. Третий, низенький, закутанный в одеяло, подпрыгивает с ноги на ногу и все что-то рассказывает. Верзила даже не оборачивается, а толстяк, не переставая жевать, изредка кивает.
Ноги у Федора совсем закоченели, от одного вида чужого костра стало ещё холоднее. Отвернувшись от немцев, он снял валенки. Выжал промокшие портянки и сунул их за пазуху. Сильно размяв ступни руками, стал тереть их снегом. Холод мгновенно растекся по жилам, сжало сердце, по коже пробежал шемящий озноб, заломило кости. Федор потер еще сильнее, и нестерпимая боль сменилась приятным пощипыванием, теплая волна прокатилась по телу. Надергав из-под кустов жухлой прошлогодней травы, Федор сунул ее в валенки вместо стелек и вытер насухо ноги подолом маскхалата.
— Слышь… Никак пьяные, — словно сквозь вату услышал он голос брата, — большой-то разливает, а те уже третий раз опрокидывают…
— Пусть пока давятся, — со злостью подумал Федор и стал поспешно обуваться. Но злость не проходила. — Собаки, думают, им здесь все можно. Завоевывать нас пришли.
Он видел рыжие бороды, освещенные костром, черные провалы ртов. Болтают, но есть-пить не забывают. Надеть на свинью каску — точь-в-точь будет. О чем они там рассказывают друг другу? О своих подвигах во имя "нового порядка"? Перед глазами Федора встали сгоревшие дотла деревни, сумасшедшая старуха со свечой, которую увидели сегодня в доме около конюшни, ее немигающие ледяные глаза, растрепанные волосы, черную шаль на плечах, трупы на виселицах…
Кровь ударила Федору в голову. Он и сам не заметил, как установил пулемет поудобнее и с диким криком: "Вот вам праздник!" — нажал на спуск. Треск пулемета мгновенно успокоил, но и испугал Федора. Как же он, забыв про приказ, раньше времени поднял шум! Он перестал стрелять и прислушался… До него донесся шум боя — роты Чернозерского поднялись в атаку.
— Аай-ай! Ура-а-а! — истошно закричал Федор и побежал вперед. Пробегая мимо костра, он расшвырял его пинком ноги и кинулся к деревне. Ворота крайнего дома были распахнуты настежь, на небольшом дворе металось несколько фигур. Федор срезал их одной очередью и, устроившись за углом избы, огнем встречал всех, кто выскакивал на видимый ему участок улицы.
На рассвете рота, с которой действовал взвод Федора, полностью очистила деревню. Чего только не увидели бойцы в покинутых немцами домах, везде столы по-праздничному ломились от изобилия закусок и выпивки. Их особенно поразил стол, накрытый в доме, где располагался штаб дивизии. Мясо консервированное, фрукты, шпик, французский коньяк, болгарская сливовица, немецкий шнапс — все было там. Не обошлось, конечно, без русской водки и русского сала.
Как ни диковинно смотрелось неожиданное изобилие, трудно было удержаться от искушения попробовать его. Но немцы почти тут же нанесли по деревне массированный артиллерийский удар. Взрывами снарядов были перепаханы улицы, горели почти все дома. После получасового шквала гитлеровцы пошли в атаку, пустив впереди несколько танков, с криками и руганью, встав в полный рост. Но объятая пламенем деревня вдруг ахнула огнем так, что противник откатился назад, оставив на поле боя десятки убитых и три подбитых танка.
В этот день немцы атаковали деревню еще дважды и на завтра три раза, но в открытую, в лоб уже не шли, старались обойти с флангов. Иногда им удавалось занять несколько домов, но наши гранатами и штыками отбивали их обратно.
Об этом боевом эпизоде в историческом формуляре 375-й стрелковой дивизии есть такая запись: "Интересную операцию в ночь на 25 декабря провел 1245 сп… Внезапным ударом опрокинув и уничтожив боевое охранение, бойцы с ходу ворвались в деревню Новое — Старое и устроили настоящее побоище. Кровопролитный бой длился свыше суток. Противник потерял в этой операции свыше 1000 человек убитыми. Разгромив штаб 110 пехотной дивизии и 167 пехотного полка, захвачены большие трофеи и штабные документы" 1.
Федор, конечно, всех этих подробностей не знал, но зато собственными глазами видел захваченное у гитлеровцев полковое знамя и воочию убедился в верности суворовского правила "Не числом, а уменьем". Сравнительно малыми силами они разгромили целый полк противника, у самих же потери были небольшие. Из тех, кто погиб в этом бою, Федору запомнился старший политрук Барк, взявший на себя командование ротой и их взводом. Еще вчера утром, увидев, как Федор с крыльца дома очистил от немцев лежавшую перед ним улицу, он похвалил его и приказал перебраться на перекресток, откуда сектор обстрела был шире. Но вообще-то убитых было мало, а раненые, наскоро перевязавшись, снова вступали в бой.
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.