Серый - цвет надежды - [37]

И Таня отчетливой скороговоркой чеканит ему: кого везут в ШИЗО, и за что, и кто голодает и бастует. На сколько суток каждую — и то не забыла! Что делать автоматчикам? Стрелять? Так нет же попытки к побегу! Тут, наконец, лагерная публика на платформе (в основном бабы), даром что не при исполнении обязанностей, догадалась кинуться на Игоря, оттесняя его от наших. А он, стряхивая их с себя — осторожно, чтоб этих красавиц не повредить — все рвался к Тане. Вдруг еще что-то успеет крикнуть? Но информацию Таня уже оттарабанила и теперь позволяет себе напоследок:

— Мы вашу Ирочку очень любим! И Наташа:

— Очень-очень!

За эти два единственных слова Наташа поплатилась так же, как и Таня за все возмутительное разглашение лагерных дел — обеих лишили очередного свидания.

Тут их оттеснили друг от друга окончательно, и поехали они в соседних вагонах: счастливые нежданной удачей Таня и Наташа и моя семья — матери, сдерживающие слезы, Алька, по молодости и незакаленности сдержать их неспособная, и Игорь.

Сейчас уже, вспоминая эту сцену вместе с ним, спрашиваю:

— Каково тебе-то было?

Но он не любит про свои эмоции.

— Все дорогу облизывал Альку. Детеныш был в полном шоке. Я-то заранее знал, что могу увидеть, а она ведь — в первый раз…

Конечно, доехав до Москвы, он в то же утро пустил эту информацию по всем каналам — и пока наши сидели в ШИЗО, а мы голодали — все уже стало известно. Нет, это надо чувствовать: вместо того, чтобы неделями маяться с крохотной запиской или ИНЫМ СПОСОБОМ и ловчиться, как передать, — такое везение! Ай да Таня! Как сориентировалась! Ведь растерялась бы на секунду и все пошло бы прахом. Мы выражаем ей свои восторги в нашей обычной манере:

— Со своим мужем свиданий не имеет — так с чужим урвала!

— Ирочка, не устроить ли вам сцену ревности?

— Сейчас, сейчас вцеплюсь в волосы!

— А Подуст, сердечная, как должна переживать!

— А КГБ?

Отсмеялись, и пошли разговоры о семьях, достали фотографии — сто раз уже всеми виденные. Но теперь рассматриваем каждое лицо с новым вниманием: когда-то Бог приведет встретиться? Все эти незнакомые люди — почти родные нам, мы ведь знаем, как их любят те, с кем нам вместе идти через лагерный срок.

А Игорь, когда мы встретились с Таней уже в Америке, все удивлялся, какая Таня маленькая. Тогда, под двумя автоматами, она показалась ему из-за своей королевской осанки — очень высокой. Впрочем, как все королевы.

Это, конечно, не единственное, что просочилось на свободу в тот трудный август. И опять же благодаря безудержному карательному восторгу нашей «белокурой бестии». Еще одиннадцатого августа, до всех главных событий, она не нашла ничего лучшего, как провести с пани Ядвигой воспитательную беседу прямо в присутствии допущенных на свидание ее родственников. Каково было сыну и сестре нашей твердокаменной Ядвиги слушать такой диалог:

— Беляускене, вы ведь уже пожилая, на вас здорового места нет (следует перечисление всех ее болезней). Хоть о родных бы подумали. Не наденете нагрудный знак — поедете в ШИЗО, а оттуда и здоровых выносят!

— Я лучше умру, а не пойду против совести.

— Все равно заставят!

Так и уехал Жильвинас обратно в Литву, очень хорошо себе представляя, что собираются сделать с его матерью, если она не пойдет против совести. И, конечно, Игорь с Жильвинасом встретились и все сопоставили. Война нашей зоне была объявлена, но кроме двух сторон — нас и КГБ — была еще и третья в этой войне: все те люди, что боролись за нас со свободы. Из России, Украины, Литвы, Англии, Швеции, США… Ох, как хочется перечислить все страны и всех — поименно! Но нельзя — имена одних в секрете от КГБ, имена других я так никогда и не узнаю (тысячи их писем, отправленных к нам в лагеря, сожжены цензурой, и ни одно не дошло!), имена третьих сами по себе заняли бы два-три тома. Названия стран? Откройте географический атлас почти на любой странице — и будьте уверены: там тоже были те, кто стоял у советских посольств, собирал подписи в нашу защиту, молился за нас. И как раз эта третья сторона решила исход войны: перед нами, обессиленными, неохотно открывались ворота лагеря, выпуская одну за другой. Пока Малая зона не перестала существовать. Но это не значит еще, что все обрели свободу. До сих пор сидят по ссылкам Татьяна Великанова и Елена Санникова. И я, уже с другой стороны советской границы, срываю голос: поможем им! Добьемся для них свободы! Верьте, люди третьей стороны: все зависит от вас, и вы можете гораздо больше, чем сами думаете!

А пока мы медленно выходили из голодовки: таскали на себе килограммовые послеголодовочные отеки, теряли сознание от резких движений, но все же мало-помалу приходили в себя. Первого сентября за Татьяной Михайловной явились.

— На этап!

Ну, тут уж мы навалились на нашего «врача-палача» Волкову. Кстати, потом она вышла замуж, поменяла фамилию и стала… Зверева. Честное слово, это не беллетристический ход — у меня и фантазии не хватило бы. Наша Вера Александровна вполне историческая личность, и прятать ее имя от КГБ нет надобности. Они и так хорошо знакомы. Не позволили мы увести Татьяну Михайловну, вызвали медчасть: