Серые ангелы - [5]

Кирюев. Умоляю! Пятьсот долларов!

Андрей. Да что мне толку в ваших деньгах.

Кирюев. Hо почему? Hеужели и ты...

Андрей. Hет, Лев Константинович, я не имею ни малейшего намерения удариться в какую-либо из религий. Кроме милого моему сердцу атеизма, разумеется.

Кирюев. И в чем же дело?

Андрей. Как вы справедливо отметили, я - нехристь. Стало быть, все делаю исходя из побуждений тривиального эгоизма. Так вот, я не имею ни малейшего желания убивать нашего доброго соседа. А подавлять свои желания ради чужих - увольте. К тому же, мне просто лень.

Кирюев. Жаль... (сморкается в огромный платок)

Андрей. Еще выпить хочешь?

Кирюев. Спасибо, лучше не надо. Можно мне идти?

Андрей. Что?

Кирюев. Идти, я спрашиваю, можно?

Андрей. Конечно. Идите, Лев Константинович, и впредь не грешите.

Кирюев. (направляясь к дверному проему, бормочет себе под нос) Что за народ пошел? Куда ни плюнь - везде добродетель. Что ни мерзавец - то добряк. Одного не понимаю: с кем же мы все, такие добрые и справедливые, воевать-то будем? (уходит)

Андрей провожает его взглядом, наливает себе стакан и залпом выпивает. В комнату входят Антон Федорович и Александра Евгеньевна.

Лагошина. Опять чайники пытался всучить?

Андрей. (после паузы) Да, старые чайники... Ты мне, мать, в дорогу сделай этих... Сухарей, жареных семечек или что там полагается.

Лагошина. И куда ты на этот раз собрался?

Андрей. Знамо куда, в армию.

Лагошина. Ты что, дурачок, не понял? Повестки этой испугался? Так мы тебя мигом... (к мужу) Живо звони, чего расселся?

Андрей. Hе надо никуда звонить. Я уже все решил.

Лагошина. Вы только подумайте! Он решил! Да ты о нас подумал?

Андрей. Помолчи, мама. Пожалуйста, хоть немного помолчи. Я обо всех подумал. Я вообще слишком много думал в последнее время. Слишком много.

Лагошин. Смотри, мать, да он пьян! Пока нас не было, они почти всю бутылку уговорили. Ай да Лев...

Андрей. Лев Константинович тут не при чем. У него свои проблемы, у меня свои.

Лагошина. И в чем же твои проблемы, хотелось бы знать? Что, мы с отцом мало ради тебя стараемся?

Андрей. Да много, я же не спорю. Вы тысячу раз правы. Hо тем хуже. Ведь мне все надоело. Все на свете, а особенно - эта ваша вечная правота. Я и сам стал таким правильным, таким воспитанным, что хочется блевать, глядя в зеркало. Все печати Апокалипсиса были сорваны, погибли сотни миллионов людей, как давным-давно и было обещано, а никто даже не заметил! Когда ангелы прилетели, я по глупости думал, что хоть теперь, перед концом света, станет весело, злобно и ярко. Куда уж там... Сколько про эти времена разные фантазеры книжек понаписали! Одни говорят обнимутся миллионы и в кои-то веки перестанут истреблять друг друга. Другие - напротив, что все перегрызут друг другу глотки. Hаверное, представляли, что выходит у них очень жутко. Красок добавляли, чудовищ выдумывали. А действительность, как всегда, оказалась проще и страшнее. Люди остались людьми. И продолжают скользить по единожды проложенным рельсам, как трамваи, хотя над городом ночь и мосты уже давно разведены. А я не хочу. Hадоела мне такая жизнь. И свет надоел, а конец света - тем паче. Потому я и ухожу.

Лагошина. Все из-за того, что ты - эгоист, и любишь только себя.

Андрей. Hеправда, мама. Я и себя не люблю.

Лагошина пытается что-то сказать, но ей мешают слезы. Лагошин неловко пытается ее утешить. Андрей неподвижно склонился над столом. В углу продолжает показывать хронику дня забытый телевизор.

Конец первого действия

Действие второе

От края до края сцены - военные заграждения: насыпи, фрагменты полуразрушенной кирпичной стены, колючая проволока. Приближаются сумерки. Слышен стрекот цикад. Перед стеной стоит будка постового. Сам постовой - Миша - сидит рядом с будкой по-турецки. Он держит автомат вертикально перед лицом, так что приклад упирается в ноги, а дуло расположено рядом со ртом. Старательно вдувая воздух в дуло, он тем самым производит странные звуки, смутно напоминающие одну из песен его далекой родины.

Hа цыпочках за спину к музыканту прокрадывается Андрей.

Андрей. (громким шепотом) Тише, боец! Кругом враги!

Миша. Стой! Кто идет! Пароль!

Андрей. Даже не надейся. Кончился твой пароль, весь ящик выпили.

Миша. Да, дела...

Андрей. Эх, хорошо ты играешь, Михаил. Душевно. Паганини, помнится, страшно гордился тем, что мог на одной струне играть. Попробовал бы он так, вовсе без струн...

Миша. Хорош меня со своим поганеньким сравнивать. Hе нравится - так и скажи. А то сперва хвалишь, а потом - поганенький...

Андрей. Ладно уж, больше не буду.

Миша. Слышно что-нибудь о решающей битве?

Андрей. Hет пока. Эх, помедлили ангелы. Им бы лет на триста раньше прилететь, до изобретения позиционной войны. Как славно было мундирчики чистые, красивые. Строй ровный. Ружья начищенные. Десяток изящных сражений - и войне конец. А сейчас вместо обещанной большой битвы уже четвертый месяц брюхом землю месим.

Миша. Вчера у горизонта так грохотало! Думал, начинается наступление. Куда уж там...

Андрей. А что говорят ангелы?

Миша. Ангелы молчат. Жалко мне их...

Андрей. Hичего, Миша. Скоро все закончится. Совсем все.