Серная кислота - [19]
– Нисколько. Я ничего у вас не просил.
– Вы даже не сутенер, вы хуже. А я еще рисковала жизнью, чтобы накормить такую скотину, как вы!
– Ну-ну, нашли крайнего! Все наши считают так же.
Раздался дружный вопль негодования, долженствующий опровергнуть это заявление.
– Не верьте им, – продолжал мужчина. – Они просто не хотят портить с вами отношения, чтобы получать шоколад. Я всего лишь сказал вслух то, что они думают про себя. И потом, вы, видимо, не понимаете: нам совершенно все равно, как вы его добываете, этот шоколад. На войне как на войне.
– Не смейте говорить «нам», имейте мужество сказать «мне», – обрезал его ЭРЖ-327.
– Не вам меня учить. У меня одного хватило смелости высказать то, о чем остальные молчат.
– Самое поразительное, – заметила Панноника, – что вы этим еще и гордитесь.
– Человек имеет право гордиться, когда говорит правду, – заявил мужчина, высоко подняв голову.
На Паннонику снизошла благодать: она вдруг увидела, как смешон ее обидчик, и расхохоталась. Это оказалось заразительно, весь стол покатился со смеху, отпуская шутки на его счет.
– Смейтесь, смейтесь, – огрызнулся он. – Я за свои слова отвечаю. Правда никому не нравится. И я прекрасно понимаю, что отныне мне больше шоколада не будет.
– Успокойтесь, – возразила Панноника. – Вы будете по-прежнему получать свою, положенную вам, как вы считаете, долю.
Она дождалась, пока все заснут глубоким сном, вышла из барака и столкнулась нос к носу с надзирательницей Зденой, которая подкарауливала ее.
– Идем ко мне в комнату?
– Остаемся здесь, – ответила Панноника.
– Как в прошлый раз? Это неудобно.
Здена явно замыслила вариант, который никак Паннонику не устраивал. Она решила перехватить инициативу:
– Я хочу с вами поговорить. Кажется, между нами возникло недоразумение.
– Точно. Я желаю тебе только добра, а ты ведешь себя так, будто не понимаешь.
– Это еще одно недоразумение, надзиратель Здена.
– Люблю, когда ты называешь меня по имени, хотя предпочла бы без чинов. Мне нравится, когда ты произносишь мое имя.
Панноника пообещала себе отныне этого избегать.
Надзирательница шагнула к ней. Паннонику бросило в дрожь от ужаса, и она быстро заговорила:
– Недоразумение состоит в том, что вы ошибаетесь насчет моего презрения к вам.
– Так ты меня не презираешь?
– Вы ошибаетесь насчет причин моего презрения.
– Да какая мне разница?
– Я презираю вас за то, – продолжала Панноника, обмирая от страха, – что вы пускаете в ход власть, насилие, принуждение, шантаж. А вовсе не за природу вашего желания.
– А, так ты не против таких желаний?
– Мне претит в вас то, что не есть вы. Когда вы ведете себя как настоящая надзирательница, это на самом деле не вы. По-моему, вы доброкачественный человек, но только не в те моменты, когда превращаетесь в надзирательницу.
– Что-то ты мудреное завернула. Ты назначила мне свидание среди ночи ради такой белиберды?
– Это не белиберда.
– Надеешься дешево отделаться?
– Очень важно, чтобы вы знали: вы хороший человек.
– В моем теперешнем состоянии мне на это глубоко наплевать.
– В глубине души вы жаждете моего уважения. Вам бы так хотелось, чтобы у меня в глазах вспыхнул огонек, но не от ненависти к вам, и вы бы увидели в них себя не жалкой, а прекрасной.
– Увидеть себя в твоих глазах – не совсем то, чего я жду.
– Но это лучше. Намного лучше.
– Не уверена.
– То, чего хотите вы, можно получить только силой. Потом вас при одном воспоминании об этом будет выворачивать. Единственное, что останется вам на память, – мой взгляд, полный лютой ненависти.
– Прекрати. Ты заводишь меня.
– Будь оно так, вы смогли бы произнести мое имя вслух.
Здена побледнела.
– Когда чувствуешь то, о чем вы без конца твердите, возникает острая потребность все время повторять имя человека. Не случайно же вы так старались узнать мое. И вот теперь, когда вы его знаете и я стою перед вами, вы не в состоянии его выговорить.
– Правда.
– А ведь вам бы хотелось?
– Да.
– Но вы не можете физически. Напрасно мы презираем свое тело: в нем куда меньше дурного, чем в душе. Ваша душа хочет – якобы хочет – того, что тело ваше отвергает. Когда ваша душа станет такой же честной, как тело, вы легко назовете меня по имени.
– Поверь, мое тело вполне способно причинить твоему телу боль.
– Но не оно к этому стремится.
– Как ты все это поняла?
– Мне не кажется, что я знаю вас. Презрение – это еще и уверенность, будто знаешь и то, что есть в другом человеке непознаваемого. Мне просто что-то подсказывает интуиция. Но ваши потемки так же темны и для меня.
Они помолчали.
– Мне ужасно плохо, – сказала Здена. – По-другому воображала я эту ночь. Скажи, чего мне ждать от тебя. На что я могу надеяться?
На долю секунды Панноника пожалела ее.
– Что когда-нибудь назовете меня по имени, глядя мне в глаза.
– И все?
– Если вам такое удастся, это будет невероятно много.
– Я иначе представляла себе жизнь, – подавленно сказала надзирательница.
– Я тоже.
Обе рассмеялись. То был миг сближения: две двадцатилетние девушки вместе открывали для себя несовершенство мира.
– Пойду спать, – сказала Панноника.
– Я не смогу заснуть.
– Пока будете лежать без сна, подумайте, как вы могли бы реально нам помочь, мне и моим товарищам.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?Романы Амели Нотомб «Преступление» и «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это истории преступлений, порожденных темными разрушительными страстями, истории великой любви, несущей смерть.
Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.
Однажды учительнице русского языка и литературы стало очень грустно. Она сидела в своем кабинете, слушала, как за дверью в коридоре бесятся гимназисты, смотрела в окно и думала: как все же низко ценит государство высокий труд педагога. Вошедшая коллега лишь подкрепила ее уверенность в своей правоте: цены повышаются, а зарплата нет. Так почему бы не сменить место работы? Оказалось, есть вакансия в вечерней школе. График посвободнее, оплата получше. Правда работать придется при ИК – исправительной колонии. Нести умное, доброе, вечное зэкам, не получившим должное среднее образование на воле.
Евгений Бабушкин (р. 1983) – лауреат премий «Дебют», «Звёздный билет» и премии Дмитрия Горчева за короткую прозу, автор книги «Библия бедных». Критики говорят, что он «нашёл язык для настоящего ужаса», что его «завораживает трагедия существования». А Бабушкин говорит, что просто любит делать красивые вещи. «Пьяные птицы, весёлые волки» – это сказки, притчи и пьесы о современных чудаках: они незаметно живут рядом с нами и в нас самих. Закоулки Москвы и проспекты Берлина, паршивые отели и заброшенные деревни – в этом мире, кажется, нет ничего чудесного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Северин – священник в пригородном храме. Его истории – зарисовки из приходской и его семейной жизни. Городские и сельские, о вечном и обычном, крошечные и побольше. Тихие и уютные, никого не поучающие, с рисунками-почеркушками. Для прихожан, захожан и сочувствующих.
Новый роман Скарлетт Томас – история о Наташе, дочке русского олигарха, которую отправляют учиться в Англию, в частную школу-интернат. Мрачный особняк, портреты Белой Дамы повсюду – это принцесса Августа, которая некогда жила здесь, а теперь является, как поговаривают, в качестве привидения. И соученицы Наташи, помешанные на диетах. В игру “Кто самая худая” включается и Наташа. Но игра эта оборачивается драмами и даже трагедиями.
Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.
Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…
«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».
Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.