Серьги с алмазными бантами - [67]

– Что ты надумала? Ты решила, чего хочешь от Василевского?

– Нет, я так ничего и не придумала. Конечно, выйдя замуж за Армана, я сама разорвала помолвку с Александром, но всё равно не могу смириться, что так мало для него значила. – Вздохнув, Елена добавила: – Наверное, я рассуждаю подло, но ничего не могу с собой поделать.

– Дорогая, ты так благородна, что тебе даже полезно немного побыть в шкуре обычной женщины со всеми её запретными желаниями и неправедными поступками. Разреши себе это, и всё встанет на свои места. Ты хочешь этого мужчину?

– Да!.. – ответ вырвался у Елены сразу, и она вспыхнула.

– Вот видишь, как всё просто. Значит, Василевского нужно заполучить. Уловка стара как мир: искушаешь, потом отступаешь, затем снова манишь – и так до тех пор, пока он тебе не надоест или ты не станешь его женой.

– Нет, к замужеству я не готова, и к тому же у меня есть дочь, а я не знаю, как Александр к ней отнесётся, – возразила Елена.

– Но она же – его ребёнок! Как он к ней может отнестись? Конечно же, хорошо. Другое дело, что ты не можешь ему об этом сказать, иначе будущее Мари рухнет. Даже если Василевский её признает, во Франции девочка потеряет всё, а в России будет считаться незаконнорожденной. Лучше оставить всё как есть. Через пятнадцать лет Мари станет одной из самых богатых невест Франции, а титул передаст мужу. Я сама найду ей жениха, и уж постараюсь, чтобы они понравились друг другу. Никогда я не допущу, чтобы с моей крестницей поступили так же, как в своё время со мной: посчитали моё приданое и повенчали с мальчишкой, который ещё сам не нагулялся и не наигрался в карты и в войну.

Елена вдруг поняла, что подруга впервые обсуждает с ней своего мужа, и удивилась:

– Я никогда не видела графа, но мне всегда казалось, что ты счастлива.

– Я очень хотела полюбить Эдмона, ведь мне было шестнадцать, а ему – двадцать два, да только муж в моей любви никогда не нуждался. Мы бываем вместе по паре недель в году, он делает мне ребёнка и вновь уезжает в свой полк. Мы женаты пять лет и совершенно не знаем друг друга. Я, например, прекрасно образованна, отлично разбираюсь в политике, наслаждаюсь беседами с дипломатами всей Европы, но мужу мои таланты не нужны. Я знаю, что в Италии, где сейчас стоит его полк, у него есть любовница, от которой тоже родились дети, и все в нашем кругу считают это нормальным.

– А ты-то как к этому относишься? – осторожно спросила Елена.

– Я ничего другого в жизни не знала, все вокруг меня всегда имели внебрачные связи. Моя мать до сих пор заводит молодых любовников, а ещё пять лет назад она была любовницей Талейрана. Сам дядя, хоть когда-то и принял сан, всегда путался с жёнами своих друзей. Что мне со всем этим делать? Я хотела бы жить просто, когда всё ясно и правильно, но, как видно, мне не суждено.

Елена призналась:

– Знаешь, а я ведь – уездная барышня, и раньше с подобным никогда не сталкивалась. Вокруг меня всё всегда было однозначно: мама любила отца, а он – её…

Доротея грустно улыбнулась:

– Ты просто засиделась в деревне, а жизнь познаёшь только теперь.

Графиня взглянула на часы и заторопилась. Ещё раз предупредив Елену, чтоб та до аудиенции не выходила из дома, Доротея отправилась к себе.

В коляске Доротея наконец-то успокоилась. Каким же унизительным оказался разговор о спорном участке дядиной земли! Конечно, Элен и бровью не повела, когда соглашалась, она в жизни не видела ни Луары, ни своего нового замка – ей не о чем было жалеть. Но дело было вовсе не в земле и не в смешной цене, дело было в том, что дядя унизил саму Доротею. Неужели князю Талейрану так трудно сделать подобную безделицу бесплатно? Доротее очень хотелось дать старому интригану пинка под зад. Она хмыкнула, вспомнив шутку, пущенную когда-то Наполеоном. Император смеялся: Талейран так невозмутим, и, глядя в его лицо, никогда не догадаешься, что в этот момент кто-то дал ему пинка.

«Да уж, что есть, то есть. Дядиной выдержке можно только поучиться. Никто не знает ни его мыслей, ни его планов, ни его намерений – вот потому-то он уже полвека царит на вершине власти».

Впрочем, несмотря на всё уважение к персоне Талейрана, поквитаться с ним за перенесённое унижение хотелось до ужаса. Но как?..

Лакей открыл дверцу экипажа и помог Доротее выйти. Она успела лишь ступить на первую ступень крыльца, когда её окликнул знакомый баритон:

– Ваше сиятельство, погодите минутку!

К Доротее направлялся тот самый Василевский. С чего бы это ему понадобилось искать общества графини де Талейран-Перигор, не из любопытства же? Доротея лучезарно улыбнулась и дождалась гостя. Они вместе вошли в вестибюль.

– Дело в том, что у меня есть одно необычное дело к князю Талейрану. Я уже заходил сегодня, но мне сказали, что его светлости до вечера не будет, – объяснил Александр.

– Дядя в Лувре… – подтвердила заинтригованная Доротея.

– Так, может, вы передадите ему это письмо? – Василевский достал из кармана уже пожелтевший конверт со сломанной печатью, протянул его собеседнице и объяснил: – Однажды под Малоярославцем мне пришлось участвовать в атаке на лагерь противника. Мы не знали, что там как раз находился Наполеон, но гвардия сумела вырваться, и император ушёл с ней, хотя его архив остался в лагере. Основные трофеи забрали казаки – это был их рейд, а это письмо случайно завалялось у меня. К стыду своему, я лишь в вашем доме узнал, что министр Талейран и князь Беневентский – один и тот же человек.