Сергей Вавилов - [63]
Должны ли мы в тени веков искать подробности дел ученых, не передавших факела, то есть не оставивших прямых последователей? Имеет ли значение для настоящего науки успех подобных поисков? Способен ли такой успех дать физику наших дней что-либо в смысле перспективы?
«Бесспорно!» — отвечал Сергей Иванович на эти вопросы всем существом своих работ. Особенно отчетливо звучало это как раз в его статьях о Ломоносове.
Еще не стихли грозы войны, когда Вавилов написал свою, пожалуй, лучшую работу по истории науки — «Ломоносов и история науки». Подготовленная как доклад для юношества, она была прочитана впервые перед аудиторией учащихся старших классов в Большом зале Политехнического музея в Москве 29 марта 1945 года.
Успех работы был столь велик, что в течение ближайших трех лет она была переиздана в различном виде шесть раз подряд и сделалась любимым чтением о Ломоносове для молодежи.
Блестящая по форме изложения и увлекательная по содержанию, работа эта еще сильнее притягивала читателя своей глубокой философской мыслью. Мысль заключалась в следующем. Ученый не просто представитель национальной культуры. Он живое воплощение ее, он выразитель склонностей и возможностей народа. Изучая облик и деятельность ученого, можно многое узнать о породившем его народе, об эпохе, в которую он жил.
Конечно, это общий вывод. В статье Сергея Ивановича, написанной незадолго до Дня Победы, мысль выражена конкретнее. Ведь здесь прослежена жизнь и деятельность одного ученого — М. В. Ломоносова. Здесь говорится так:
«Еще при жизни Ломоносова образ его засиял для русских современников особым светом осуществившейся надежды на силу национального гения. Дела его впервые решительным образом опровергли мнение заезжих иностранцев и отечественных скептиков о неохоте и даже неспособности русских к науке».
Необходимость тщательного изучения научной деятельности Ломоносова тем более велика, что это открывает нам, такую сторону духовной жизни русского народа, о которой прежде — до XVIII века — почти ничего не было известно.
О древности русской культуры, о ее высоте и своеобразии можно было судить и раньше, потому что живы и доступны были памятники старины: героический народный эпос, письменность с изумительным примером «Слова о полку Игореве», чудесные образцы зодчества в древних русских городах — Владимире. Москве, Киеве — и на Дальнем Севере, фресковая и иконная живопись с такими шедеврами, как творчество Андрея Рублева.
Но нет среди всех этих великих памятников русской культуры до XVIII столетия ничего такого из области науки, что могло бы по значению сравниться с ними, с другой же стороны, соответствовало бы научным памятникам Западной Европы.
Их нет, но они могли бы быть, потому что, как показывает Вавилов, среди русского народа искони развиты любознательность и стремление практически применить сведения, полученные из наблюдения природы.
Не о глубокой ли и бескорыстной любознательности народа говорят удивительные строки народного «Стиха о Голубиной книге»:
Не наблюдательность ли народа запечатлена в многочисленных пословицах и загадках, образцы которых приводит Сергей Иванович в работе о Ломоносове и которые считает построенными на наблюдениях, по существу, научного порядка: «Алмаз алмазом режется», «Впотьмах и гнилушка светит», «И у курицы сердце есть», «И собака знает, что травой лечатся», «Чего в коробейку не спрятать, не запереть?» (свет) и так далее.
Искренний интерес к явлениям природы, соединенный с зоркостью, практической сметливостью и изобретательностью, создавал и создает народную технику: все эти предметы деревенского обихода, утвари, упряжи, сельского хозяйства, в искусстве строительства, глиняном, стекольном и ружейном производствах.
Почему же эта благородная, талантливая почва до могучего вихря петровской эпохи не стала основой русской науки? Почему русский научный гений мог появиться только в XVIII веке?
Задав эти вопросы, автор тут же на них отвечает. Потому что до Петра почти не было школ, и власть вместе с духовенством не поощряла стремления к науке. Как только над страной повеяло свежим воздухом через окно, пробитое Петром в Европу, народ русский из своих недр немедленно выдвинул Ломоносова.
Прослеживая шаг за шагом жизнь и деятельность Ломоносова, Сергей Иванович анализирует то влияние, которое оказал его светлый гений на последующие поколения, вплоть до нашего времени.
«Два века прошло с тех пор, — пишет С. И. Вавилов, — как Ломоносов стал академиком. Что же дал он своей родине? Влияние его гения, его труда неизмеримо. Наш язык, наша грамматика, поэзия, литература выросли из Ломоносова. Наша Академия наук получила свое бытие и смысл только через Ломоносова. Когда мы проходим по Моховой мимо Московского университета, мы помним, что деятельность этого рассадника науки и просвещения в России есть развитие мысли Ломоносова.
Когда в Советском Союзе по призыву правительства и партии стала бурно расти наша современная наука и техника, — это взошли семена ломоносовского посева… Если внимательно посмотреть назад, то станет ясным, что краеугольные камни успехов нашей науки были заложены в прошлом еще Ломоносовым».
