Сергей Непобедимый - [14]

Без малого два месяца московские студенты работали на строительстве оборонительных сооружений. Оружия у них не было, но что такое война, им дали почувствовать лётчики люфтваффе, которые несколько раз совершали налёты на позиции строительного батальона. С неба падали авиабомбы, мессершмитты поливали всё вокруг пулемётным огнём. Сергей Павлович с печалью вспоминал, как он прижимался в окопе к земле, чтобы невзначай не поймать пулю или осколок. Их нестроевое подразделение хоть и не числилось за регулярной армией, но всё-таки понесло потери – за время работ от обстрелов и бомбёжек погиб один студент и несколько были ранены.

Лишь в первой половине сентября отряд вернулся в столицу. Сергея впечатлило, что в Москве почти не было видно следов авиационных налётов врага. Студенты ещё месяц пробыли в городе, пока не вышел приказ по институту о их эвакуации. И за это время несмотря на частые завывания сирен он нечасто видел в московском небе фашистских стервятников. Из чего он справедливо заключил, что противовоздушная оборона города была отлажена до высокого уровня.

Студенты уезжали из Москвы организованно – специальный поезд был подан к перрону Казанского вокзала. Это было 20 октября 1941 года. Именно с этой даты днём ранее Госкомитет обороны СССР принял соответствующее постановление и ввёл в Москве и прилегающих к городу районах осадное положение. Сергей услышал чтение постановления по радио. Был введён комендантский час, армейские и милицейские патрули получили право по законам военного времени на месте расстреливать мародёров, бандитов, паникёров. Вспоминая свои ощущения того времени, Сергей Павлович отмечал, что воспринял этот суровый документ с холодком по спине. И в то же время он не мог его опровергнуть или опротестовать никаким внутренним чувством. Ведь он видел, что происходило в городе 15 и 16 октября, когда из-за слухов о приближении немцев началась паника. Толпы людей устремились к вокзалам, стремясь во что бы то ни стало покинуть город, началось разграбление магазинов с продовольствием и промтоварами. И жёсткость постановления ГКО в этой ситуации не казалась избыточной.

В вавилонском столпотворении вокзала он почувствовал себя маленькой песчинкой, которую ураган войны уносит вдаль с насиженных мест. Как староста группы он бегал от вагона к вагону, устраивая своих ребят. Потом вернулся к своим двум чемоданам с книгами и одеждой, но обнаружил только один. Другой, может быть, «увели», но не исключено и то, что кто-то впопыхах схватил его вместо своего. Переживания по этому поводу не было, а сожаление – осталось, из-за книг.

Поезд, заполненный студентами и преподавателями, наконец, тронулся в дальний путь. Уже надвигались ранние сумерки поздней осени. Почему-то в эту минуту, глядя в окно вагона на остающуюся позади Москву, он вспомнил часы над входом в вокзал со стороны Комсомольской площади. По окружности большого голубого циферблата они были украшены знаками зодиака. Он знал про эти символы, что ими пользуются любители гороскопов для предсказания судьбы. Но Сергей не верил в метафизические свойства этих знаков, в их пророческие смыслы. После трёх лет учёбы в институте он, образно говоря, прочно стоял на земле и твёрдо верил, что ему надо как можно больше и точнее знать всё или почти всё о физических свойствах вещества. Это было нужно для его будущей профессии инженера. Тем более в столь тяжкую годину в жизни страны, в которой он родился и с которой готов был разделить любую судьбу.

Ни шатко ни валко поезд за неделю дошёл до Ижевска. Власти, простые граждане Удмуртской автономной республики со всем возможным вниманием относились к прибывающим в эвакуацию людям. Студентов расселяли, а точнее подселяли в жилища горожан – в квартиры и частные дома. Сергея с братом Виктором приютила пожилая пара, чей небольшой дом находился в двадцати минутах ходьбы от места будущей работы и учёбы. Спали на полу при отсутствии подходящей мебели у хозяев.

Приобщение к намеченным делам происходило без задержек и помех – всё было организовано в высшей мере чётко. Уже на следующий день после приезда Сергей знал, что будет работать токарем на Ижевском механическом заводе, который относился к Наркомату вооружений. Брата определили тоже на токарный станок, только в другом цехе. Для «бауманцев» был установлен довольно жёсткий распорядок, но их рабочий день в интересах учёбы был укороченным – шесть часов. Сергей уходил, а когда начались первые морозы удмуртской зимы под тридцать градусов ниже нуля, убегал и добегал трусцой до цеха к восьми часам вечера. За смену обтачивал до четырнадцати стволов противотанковых ружей. После двух часов ночи – в обратный путь на улицу Азина. А к девяти часам утра все студенты плотно рассаживались в аудиториях местного института, и свои же московские преподаватели читали им лекции.

Всё вместе взятое – работа и учёба в Ижевске – стало для всех столичных студентов труднейшим жизненным экзаменом. Но подавляющее большинство из тех, кто приехал сюда на поезде, выдержали его. Более года до декабря 1942 года продолжались учёба и работа многих тысяч «бауманцев» на удмуртской земле. Но ещё до отъезда в Москву у Сергея с его однокашниками началась специализация в обучении, и он выбрал «молодое» направление – ракетную технику. Здесь уместно и нужно определённо сказать, что ключевую роль в этом выборе Непобедимого сыграл ещё один институтский профессор – Ю. А. Победоносцев. Это был человек, который, по словам Сергея Павловича, обладал неимоверно широкой технической эрудицией. И он же, Победоносцев, подсказал молодому человеку этот важнейший выбор, который, как показало будущее, был абсолютно точным.