Сергей Бондарчук. Его война и мир - [69]

Не мог он врать. И стало ясно: Бондарчук перед Тарковским чист, это «верные люди» настраивали Тарковского против него. Кроме того, есть ещё одно косвенное доказательство в пользу Сергея Фёдоровича. В жюри Каннского кинофестиваля работают достойные люди, и никто не позволит себе разгласить, что происходило на заседаниях, так как конфиденциальность – главное условие работы в жюри. Может быть, Бондарчук не голосовал за Главный приз для Тарковского, но то, что он не «топил» Андрея, – для меня несомненно.

Должен заметить, что из всех картин Тарковского он особенно отмечал «Иваново детство» и «Андрей Рублёв». Именно после этих фильмов Сергей Фёдорович и предложил мне работать вместе.

У нас были дружеские, товарищеские отношения, но девять лет разницы и моё почтительное отношение к нему не позволяли мне претендовать на бесшабашно-приятельские отношения. Никакой фамильярности с моей стороны быть не могло. Но духовно он был мне очень близок, и, по-моему, он чувствовал это. Правда, вне работы мы не так уж часто встречались, а, встречаясь, не всегда были задушевными собеседниками, хотя бы в силу того, что по эмоциональному складу мы – разные. Но я его воспринимал и воспринимаю как очень близкого человека. Даже более – как родного. И это не пафос приближения к великому человеку – я не хочу сокращать дистанцию между нами, мы, мол, с ним были «вась-вась», не вправе я сейчас быть ближе к нему, ушедшему…

Фильмы Бондарчука обладают удивительным свойством: они со временем воспринимаются иначе, чем при первом просмотре, как будто обретают некое новое качество. Например, «Война и мир» поначалу мне казалась абсолютно неравноценной «Войне и миру» Толстого. Я даже выступил с критической речью после просмотра кинопроб на худсовете «Мосфильма». А сейчас преклоняюсь перед этой картиной как перед глобальным и по-настоящему глубоким кинопроизведением, где всё поразительно, в том числе и операторская работа Анатолия Петрицкого. Он создал художественный образ пространства фильма. А что такое – художественное пространство «Войны и мира»? Это же – историческая Россия! Россию, вышедшую на поле брани с пришедшим в 1812 году на нашу землю врагом, создала творческая группа под главенством Бондарчука. Грандиозная работа!

Когда в «Красных колоколах» у нас в одном эпизоде снималось по восемь-десять тысяч человек, Сергей Фёдорович управлялся с этой массой, как искушённый полководец – опыт имел основательный. И от меня требовал таких же точных решений.

Вообще, на «Красных колоколах» он страдал, хотел даже от картины отказаться, я уговорил остаться. В сценарии были эпизоды, правду которых мексиканцы никак не принимали, многое приходилось переснимать. Работать с Франко Неро (он играл героя, Джона Рида) на первых порах было трудно. Актёр-звезда, со своим устоявшимся обликом, который неизменен годами, он не позволял ничего менять в своей внешности. Бондарчук просил, например, для какой-то сцены сбрить усы.

– Усы не трону! Меня зритель знает таким, таким я и останусь – не важно, что там происходит с этим американским журналистом.

Другая проблема – языковая. Актёр и режиссёр говорят на разных языках – как общаться? Далеко не каждый переводчик способен передать все нюансы того, что требует режиссёр от актёра. Можно понять друг друга в трактовке образа, но не во всех тонкостях.

В «Красных колоколах» Бондарчук сделал такие подвижки в осмыслении, в показе революции, которые до него никто не сделал. Он первым приблизился к той правде революции, которая, только когда станет можно, будет растиражирована перестроечными журналистикой, беллетристикой и телевидением. Когда же делали картину мы, то даже намекнуть на участие в той драме таких исторически значимых фигур, как, например, Троцкий или Антонов-Овсеенко, было непозволительно. А в картине Бондарчука они есть. Учёный совет Института марксизма-ленинизма принимал картину в полном составе. Академики, профессора, доктора и кандидаты исторической науки после просмотра готовы были нас раздраконить. Не сладко б нам пришлось, если бы первым не выступил директор института и не поддержал картину. Сейчас «Красные колокола» пребывают в забвении, но, думаю, они ещё пробьют! Придёт время для серьёзного анализа и этого создания Сергея Федоровича. Мыслитель, историк, он в своём кинематографическом отображении тех противоречивых событий не допустил никакой фальши. Он остался честен перед своим искусством. Он остался честен перед нашим историческим прошлым. Для меня он навсегда останется примером – жизненным, человеческим, творческим. Не много я встретил на своём веку людей, о которых мог бы так сказать…

…1942 год. Умирает моя бабушка. Она лежит на кровати, по сути, на смертном одре. Возле неё только я, и она спокойно, без всякого трепета перед смертью наставляет меня: даёт простые житейские советы, рассуждает о премудростях жизни, указывает, каким я должен быть, чему следовать, чего избегать. Я и сейчас, перевалив за восьмой десяток, стараюсь соответствовать бабушкиным наставлениям. Точно так же и Сергей Фёдорович Бондарчук никуда от меня не ушёл. Я часто возвращаюсь мыслями к нему. Я не говорю: каждый день…, но думаю о нём постоянно. В старину таких, как он, встречали поговоркой: «Пожалуйте, честной господин!» Именно честной! То есть прямой, неуклонный по совести своей и долгу, надёжный в слове. И как подумаю, что свела судьба с таким человеком, чувствую в себе силы, чувствую, что те, кто дорог сердцу, хранят меня в нашей земной сложной жизни.