Сергей Бондарчук. Его война и мир - [127]

7 ноября 2009 года Алёна Бондарчук скончалась. В 47 лет, в расцвете жизни, в пору творческой, личностной зрелости. Осталась для всех навсегда прекрасной, молодой.

Раньше, когда спрашивали, как я отношусь к Ирине Константиновне, я отвечала: она мама моих сестры и брата, и этим всё сказано. Теперь скажу: сердце моё страдает и с ней, и за неё. И очень хочу верить, что, может, в этом непереносимом горе Ирину Константиновну поддержит и моё участливое слово.

Но все Бондарчуки – люди верующие, даст Бог – сдюжим. Алёна ушла воцерковлённая, с христианским покаянием. Она беспредельно любила отца. И наш папа любил свою младшенькую точно так же. В детстве она болела астмой. Помню, как сильно отец беспокоился и говорил: «Я борюсь с Алёниной астмой». Теперь оба рядом – на Новодевичьем…

…И опять же Пушкин, про «…побег в обитель дальнюю трудов и чистых нег». Это о той черте, которую не видишь, но видит дорогой, близкий человек, тяжко заболевший и знающий, что дни его сочтены. За полгода до ухода отца я была предупреждена. Я не знала, что он смертельно болен, но он вдруг мне приснился, пришёл в мой сон, чтобы попрощаться. Я рыдаю, обнимаю его и понимаю, что больше в реальности мы не увидимся. Кто нас предупреждает? Как? Сущность родных людей, она всегда знает, что происходит. Тем более если родные люди любят друг друга. Очень отца я люблю.

Ирина Архипова, народная артистка СССР

Меццо-сопрано. Ведущие партии в операх: «Кармен», «Царская невеста», «Аида», «Борис Годунов», «Хованщина», «Мазепа», «Пиковая дама», «Трубадур», «Садко» и других.

Владислав Пьявко, народный артист СССР

Тенор. Ведущие партии в операх: «Чио-Чио-Сан», «Кармен», «Хованщина», «Тоска», «Трубадур», «Русалка», «Мёртвые души», «Пиковая дама», «Катерина Измайлова», «Сказание о граде Китеже» и других.

Родственные души

Ирина Архипова: С Сергеем Фёдоровичем Бондарчуком и Ириной Константиновной Скобцевой я познакомилась в начале 80-х годов. Конечно, как кинозрительница я знала их творчество, очень люблю их в фильме «Серёжа» – изумительная, и комедийная и лиричная – обаятельная там они пара. Я вообще поклонница Бондарчука. Потрясающая у него картина «Судьба человека», и сам он в ней потрясающий; особенно эта сцена в концлагере, когда Андрей Соколов пьёт перед фашистами водку – невероятно сильная сцена, мороз по коже…

Мы с мужем, Владиславом Пьявко, встречались с Бондарчуком и Скобцевой на разных торжественных приёмах, раскланивались. А познакомились поближе и очень быстро прониклись взаимной симпатией, когда Владислав загорелся как режиссёр снять художественный фильм.

Владислав Пьявко: Свою трудовую жизнь я начинал оператором хроники на телевидении города Норильска. Оперной режиссуре учился у знаменитого педагога и режиссёра Леонида Васильевича Баратова. С тех пор, признаюсь, мечтал и о режиссуре в кино. И вот, когда уже был ведущим солистом Большого театра, в соавторстве с Юрой Роговым (светлая ему память) написал сценарий «Ты мой восторг, моё мученье…». О любви начинающего талантливого тенора и известной певицы, которая помогает герою развить свои природные данные и стать замечательным оперным певцом. Такая романтическая, но не лишенная драматических коллизий история. Пришел я с этим сценарием на «Мосфильм», в Первое творческое объединение, которым руководил Сергей Фёдорович. Конечно, если бы не он, не сбылась бы моя мечта – снять художественный фильм. Он поверил в меня. «Начинающего тенора» я решил сыграть сам, на главную женскую роль пригласил Ирину Скобцеву. Ирина Константиновна – актриса восприимчивая, думающая, тонкая, бывало, мы спорили с ней, но всегда сохраняли уважение друг к другу, а потому в паре работали легко и даже душевно. Но «боссом» всего этого начинания был Бондарчук. Он говорил:

– Захочешь – обращайся за советом, но я тебе мешать не буду.

И не мешал. А я, особенно в начале работы, взволнованный и сомневающийся, приходил к нему чуть ли не заполночь, рассказывал о каком-то эпизоде, спрашивал:

– Сергей Фёдорович, как его лучше выстроить?

– А ты сам как мыслишь?

Я делился своими задумками, он же предлагал поправки, подсказывал, как лучше снимать. Но все это деликатно, без нажима. Я сердился на себя, что сам не додумался, а он добродушно смеялся.

Однажды после просмотра материала мы с ним крепко поспорили. Выходим с худсовета, я ещё «на взводе», а он, как ни в чём не бывало:

– Ну? Ты на меня не злишься?

Я, в свою очередь, спрашиваю:

– А вы на меня не злитесь?

– С какой стати? Всё шло нормально, ты отстаивал своё, я своё, а должно получиться третье – лучшее.

Но споры наши не прекращались. После окончательного монтажа картина «Ты мой восторг, моё мученье…» представляла собой две серии, но деньги-то были отпущены только на одну, высокое начальство из Госкино разрешения на прокат двухсерийного фильма не давало. Сергей Фёдорович убеждал меня резать музыкальные эпизоды, но я ради метража и сохранения каких-то незначительных сюжетных поворотов резать музыку не хотел. Пусть кинокритики ругают меня за невнятность каких-то драматургических перипетий, но законченность сцен, связанных с музыкой и вокалом, не нарушу! Ведь ради чего я снимал картину? Ради моего любимого оперного искусства. Конечно, Сергей Фёдорович – человек музыкальный, но у него, как у кинорежиссёра, было свое понимание роли музыки в фильме. С ним много работал Слава Овчинников, талантливый, глубокий композитор. Его музыка к «Войне и миру» поразительное попадание в мир картины, в толстовские образы.