Серьёзные забавы - [34]
Герой «найденной» Макферсоном поэмы, Фингал — король древнего государства Морвен на западном берегу Шотландии, живший в третьем веке, современник римских императоров Севера и Каракаллы. Макферсон утверждал, что поэмы к тому времени, как он их услышал и записал, возрождались и пересказывались более пятнадцати веков. Герои поэмы идеализированы: Фингал и его воины величественны, доблестны, благородны, им ни в малейшей мере не свойственны ни жестокость, ни бесчеловечность. Невольно напрашивалось сравнение с английским королем Артуром и рыцарями Круглого стола. Фингал не знал поражений ни у врагов, ни у прекрасных дам; любовных историй в поэме не счесть, юноши славно погибали в боях, а возлюбленные горестно их оплакивали.
Несмотря на резкую критику, Оссианова «Фингала» приняли те, чье мнение весомее прочих, — читатели. О таком успехе Макферсон и не помышлял, новые и новые издания книги пользовались все большим спросом. Вскоре и читатели на континенте пожелали увидеть и прочесть «Фингала»; появились переводы на немецкий, французский, испанский, итальянский, голландский, датский, русский, польский и шведский языки. Стихи эти взволновали самого Гёте, и он перевел многие из них, чтобы прочесть своим друзьям. Гёте зашел столь далеко, что ввел упоминание о «Поэмах Оссиана» в своего «Вертера», где они в сердце юноши вытесняют Гомера. Все это принесло Макферсону невиданную известность, и скорее всего — именно похвала Гёте. Позднее Гёте понял свою ошибку и стал отзываться об Оссиане с презрением. Еще один пример популярности поэмы Оссиана — сын шведского короля Бернардота был назван Оскаром в честь сына Оссиана. Позже он унаследовал шведский престол под именем Оскара I. Имена героев Оссиана вошли в моду, у ног гордых родителей играли многочисленные Оскары и Мальвины, что, по моему мнению, ничуть не хуже бесчисленных Шайеннов и Мэвериков, расплодившихся в наши дни благодаря популярности некоторых телегероев.
В происхождении Фингала, впрочем, разобраться было не так-то просто. В те времена, к которым относится действие поэмы, между горцами и населением западных островов Шотландии и Северной Ирландии различий было немного. Но с Фингалом все обстояло иначе: ирландцы утверждали, что Фингал — на самом деле Финн Мэкуул, прославленный ирландец, вождь фианов, убитый в сражении при Лифигере в 283 году; шотландцы же уверяли, что Фингал был королем Морвена. И в тех, и в других краях сохранились сказания о своем собственном легендарном «короле Артуре». Был герой Макферсона Финном или Фингалом, вопрос весьма спорный; вполне вероятно, что в основу книги легла не одна легенда.
Желая умножить свой успех, Макферсон совершил ошибку, опубликовав в 1763 году еще одну эпическую поэму: «Темора, древняя эпическая поэма, в восьми книгах, и некоторые другие стихи, сочиненные Оссианом, сыном Фингала; переведенные с гэльского языка». Публикацию Макферсон снабдил особым пояснительным текстом, в котором утверждал, что материал для поэмы был собран во время путешествий по горам и западным островам Шотландии. В пояснительный текст Макферсон включил и отрывок из «оригинала», дабы развеять все сомнения в подлинности работы. Именно в этом отрывке и обнаружили впоследствии многие огрехи и современные слова и выражения. Вольности, допущенные Макферсоном в этой поэме, сослужили ей дурную службу, стиль ее грешит чрезмерной напыщенностью. «Темора» потерпела полный провал, и многие из тех, кто еще сомневался, подлинна ли поэма «Фингал», теперь твердо уверились, что оба произведения — фальсификация. Доктор Джонсон ни на минуту не усомнился, что поэмы поддельны, и будучи спрошен, мог ли их написать его современник, ответил: «Да, сэр; многие современники, многие современницы и даже многие современные дети!»
Правда, объяснить презрительное отношение Джонсона к эпосам о Фингале и Теморе довольно трудно. Можно понять, что он был убежден в том, что имеет дело с фальсификацией, но отчего он так упорно отрицал какие бы то ни было литературные достоинства этих произведений, остается загадкой; ведь, невзирая на их неясное происхождение, поэмы читала и любила широкая публика. Вкусы Джонсона должны были отличаться необычайной ограниченностью, если он не в состоянии был оценить неподдельное чувство и литературное мастерство этих творений. Возможно, его раздражение вызвали восторги друзей, а может быть, причиной была его известная неприязнь ко всему, что шло из Шотландии, напоминая тем самым о Лоудере: доктор Джонсон не забыл историю тринадцатилетней давности и то возмущение и насмешки, которые последовали за разоблачением подделок Лоудера-мистификатора. Уильям Хэзлитт, напротив, не был настроен столь критически, скорее его можно было назвать непоколебимым приверженцем Оссиана: однажды он написал о «четырех первостепенных поэтических явлениях разных эпох — Гомере, Библии, Данте и, да позволено будет добавить к ним, Оссиане». Макферсон принял все возможные меры предосторожности, чтобы скрыть поддельность «Теморы», он перегрузил поэму вступлением и примечаниями, занявшими в каждой из книг сотни страниц, но проку от его стараний было немного.
