Сережка — авдеевский ветеран - [24]
— Ти-ше! — закричал Славка в микрофон, так как шум не утихал. — Говорить будет Гена Ивахненко.
Куд-Кудах подошёл к микрофону, откашлялся, а потом громко сказал:
— Мудрецы!
И все мальчишки замерли, так как никто ещё не знал, почему они мудрецы.
— Мучители! — громко сказал Куд-Кудах. — У товарища Казарцева своих дел по горло, он вот вторую очередь котельной сдавать должен. Да ещё с вами цацкается. Есть у него на это время?..
Ребята молчали. Может, им тоже стало жаль начальника стройки?
Серёжка снова скосил глаза на товарища Казарцева. Он вот котельную пустить должен, и кто-то сверху режет его медной проволокой. Да вчера утром ещё тот незнакомый дядька в чёрном костюме записал про товарища Казарцева в свою рыжую папку. Бедный товарищ Казарцев!
— Кто это тут кричал про железо? — спрашивал между тем в микрофон Куд-Кудах. — А ну, кто? Подними руку.
Никто не поднимал руки, и тогда Кудах сказал:
— Что ж ты, Дерибаска, молчишь? Насчёт железа вот ты всё хорошо понимаешь, а что головы пробивать нельзя — не доходит. — Кудах постучал себя согнутым пальцем по виску. — Тут не работает?..
Ребята захихикали, но Кудах поднял руку:
— Я тут с вами долго рассуждать не буду. У меня, понимаешь, институт. Я вот что скажу: я, да мой напарник Алексей Свищев, да ещё пять хлопцев из нашей бригады решили обучать вас шофёрскому делу. — Кудах обвёл всех суровым взглядом. — Будете учиться или нет?
И теперь уже мальчишки не кричали вразнобой, а хором ответили:
— Бу-удем!..
Они толкали друг друга локтями, колотили по спине — так им хотелось научиться шофёрскому делу.
— Ну вот так, — сказал дядя Кудах. — Кто будет учиться, тому драться будет некогда, а кто учиться не будет и снова воевать вздумает — с тем уж я отдельно поговорю. Идёт?
— Идё-ёт! — снова ответил хор голосов.
— А ну-ка, — сказал Кудах, улыбнувшись, — кто хочет ездить на машине — отходи влево, кто не хочет — стоять на месте…
Кудах повёл рукой влево, но не успел он ещё договорить, как все мальчишки, вся громадная толпа мальчишек — рыжие и чёрные, босоногие и в ботинках, с синяками и без синяков, — все двинули влево, и перед трибуной осталась стоять только невысокая старушка с чёрной хозяйственной сумкой в руках…
На ней был платок в крупную клетку, который с одной стороны она оттопыривала ладонью, приложенной к уху. Старушка эта потопталась на одном месте, пошла было вслед за мальчишками, но потом остановилась, сердито махнула рукой — как будто заниматься шофёрским делом раздумала: мол, да ну его! — сплюнула в сердцах и пошла через дорогу в другую сторону.
Славка нагнулся к микрофону.
— Попрошу всех стать на место.
Мальчишки толпой двинулись обратно, и Серёжка, провожавший их глазами, около кабины длинномера увидел Старика.
Старик стоял как ни в чём не бывало, стоял с блокнотом в руках, что-то писал. Увидел, что Серёжка на него смотрит, подмигнул…
Как же это Серёжка не заметил, когда вернулся Старик?..
Значит, так и не поехал он с тётей Лерой? Значит, так и останется на Авдеевской площадке и Серёжка будет заходить к нему, как и раньше, и играть со шпагой, и трогать боксёрские перчатки, которые так интересно пахнут?..
— Слово предоставляется Сергею Чашкину, Разводчику, — громко сказал рядом Слава.
И Серёжка вздрогнул, даже не сам Серёжка, а ноги у него вздрогнули — будто сзади кто легонько так под колени ударил.
А дядя Кудах уже подталкивал Серёжку к микрофону…
Серёжка зачем-то снял пилотку, откашлялся, совсем как товарищ Казарцев, открыл рот да так и остался стоять с открытым ртом, во все глаза глядя на Старика…
Старик закивал и ладонью Серёжку будто поманил: давай, давай, мол!..
— Давай, Разводчик! — тихо сказал Славка. — У тебя же речь была… где?
Серёжка зажал пилотку под мышкой и полез в один карман, потом в другой. Нащупал в кармане дыру и удивился: откуда дыра, если штаны совсем — ну, совсем новые?..
— Давай, давай, Разводчик! — снова сказал Славка.
А Серёжка молчал.
И тогда мальчишки, которые до сих пор смотрели на Серёжку, тоже раскрыв рты, так как он был первый на Авдеевской площадке, которому досталось выступать на митинге, тоже стали кричать сначала тихо, а потом громче и громче:
— Давай, Разводчик!
— Давай, Разводчик!
— Да-вай, Раз-вод-чик!..
— Ти-ше! Разводчик волнуется!.. Ти-ше!
Наступила тишина.
Серёжка громко шмыгнул носом, так громко, что микрофон хрюкнул, в нём что-то булькнуло — как будто в воду бросили камень. А Серёжка надел пилотку и неожиданно присел за высоким бортом машины.
И дядя Кудах, добрый Кудах, отступил чуть-чуть в сторону от товарища Казарцева, чтобы Серёжка мог пролезть у них под ногами и спрятаться за спиной у Славки.
Он полз, безжалостно пачкая новые штаны о пыльный пол кузова, и думал, что теперь, конечно, всё пропало.
Но Серёжка, наверное, был не прав, и его выступление было, наверное, самым замечательным, потому что все долго хлопали в ладоши.
— Ничего, малыш, ничего! — услышал вдруг Серёжка голос товарища Казарцева и краем глаза увидел на своём плече большущую с толстыми пальцами руку.
Дядя Кудах объяснял ребятам в микрофон, когда они начнут заниматься шофёрским делом, но Серёжка слушал, о чём говорят Старик и Славка.
