Серенада - [65]

* * *

Я побрился, смыл с руки высохшую кровь, переоделся. Около восьми пытался позавтракать, но еда в горло не лезла. Примерно в девять в дверь позвонили. Это был таксист. Оказывается, он слышал от других водителей, что я разыскиваю какую-то девушку в красном. Да, он вез ее сегодня ночью и может показать куда. Я схватил шляпу, влез в машину, и он отвез меня к дешевой заплеванной гостинице, где мне доводилось бывать во время своих похождений. Да, сказали там, дама, попадающая под мое описание, здесь была. Сперва пришла рано вечером, переоделась и вышла, затем вернулась, уже очень поздно. Нет, она не зарегистрировалась. А сегодня, примерно в 7.30 утра, выехала. Я спросил, как она была одета. Они пожали плечами. Я спросил, взяла ли она такси. Они ответили, что не знают. Я поехал назад, домой. Чем больше я об этом размышлял, тем более очевидным становилось следующее. Причина ее ухода крылась вовсе не в том, что я заявился так поздно. Она задумала побег заранее и, выехав, вернулась, возможно, попрощаться. Затем, обнаружив, что меня все еще нет, снова поехала в гостиницу, переоделась в красное платье и пришла сюда с целью досадить мне, намекнуть, что возвращается к прежней своей жизни. Вернулась она к ней или нет и куда уехала — об этом я имел не больше представления, чем какой-нибудь лунный житель.

* * *

Я прождал весь день и следующий тоже. В полицию идти боялся. На каждую уличную девушку у них заведена специальная карточка со всеми данными и фотографией, и, если она отправилась на Десятую авеню заниматься старым своим ремеслом, она обязана тут же зарегистрироваться. Стоит навести их на след — и ей конец. К тому же неизвестно, под каким она теперь именем. Говоря с таксистами и людьми из гостиницы, я не называл ни ее имени, ни своего. Говорил о ней просто как о девушке в красном платье. Но и это теперь не поможет. Если они не заметили, в чем она вышла из гостиницы, это означает, что красного платья на ней точно не было. Я лежал, и ждал, и проклинал себя за то, что дал ей пять тысяч кетсалей, просто на всякий случай. С такими деньгами она может скрываться от меня целый год. И тут вдруг до меня дошло, что она могла отправиться куда угодно. Вообще уехать из города.

Я заглянул в одну из дежурных аптек, зашел в кабинку телефона-автомата и позвонил в «Пан-Америкэн». Говорил по-английски. Сказал, что я американец, что познакомился на днях в отеле с дамой из Мексики и обещал отдать ей несколько снимков, которые сам сделал во время нашей совместной прогулки по городу. Но ее вот уже два дня как не видно, и я хотел бы узнать, не уехала ли она. Они спросили ее имя. Я сказал, что имени не знаю, но на ней может быть меховое манто. Меня попросили подождать. Затем после непродолжительной паузы ответили, да, портье помнит меховое манто, которое он подавал мексиканской даме, и что, если я могу подождать еще немного, они попробуют выяснить ее имя и адрес. Я снова ждал. Затем они сказали, извините, к сожалению, адреса у них нет, но имя этой дамы миссис ди Нола, и она улетела вчера утренним рейсом в Мехико-Сити.

* * *

Мехико был все тот же — те же козы, burros, pulquerias[76], те же базары, но времени тратить на них я не стал. Прямо из аэропорта отправился в «Мажестик», новый отель, открывшийся уже в мое отсутствие, зарегистрировался там как ди Нола и начал ее искать. В полицию не обращался, никаких справок не наводил и вообще избегал ходить пешком по улицам из боязни быть узнанным. Просто нанял таксиста и заставил его методично объезжать город, уверенный, что рано или поздно непременно увижу ее. Мы разъезжали взад-вперед по Гуантемольцину, и уличные девицы начали нас узнавать и принимались издевательски визжать и хохотать, завидев нашу машину, а водитель отмахивался и кричал им «postales» [77], чтобы заткнулись. Покупка почтовых открыток — единственное возможное в данном случае алиби, оправдывающее бесцельное блуждание по городу. Мы проезжали по каждой людной улице несколько раз, и, если попадали в пробку, я только радовался. Глаза мои были прикованы к тротуару. Вечером мы проезжали мимо каждого кафе, около одиннадцати, когда закрывались кинотеатры, проезжали и мимо них — я надеялся увидеть, как она выходит из дверей. Шоферу я своей цели не объяснял. Просто говорил, куда ехать.

День кончился — ни намека на ее присутствие в городе. Я велел водителю подъехать завтра к одиннадцати утра. Завтра было воскресенье. Сев в машину, я попросил отвезти меня в парк Чапультепек, будучи почему-то твердо уверен в том, что непременно увижу ее там. Весь город съезжается в парк по воскресеньям: слушать оркестр, кататься на лошадях, перемигиваться с девушками и просто гулять. Мы разъезжали по парку часа три. Мимо зоопарка, эстрады для оркестра, озера с лодками, начальника конной полиции проехали столько раз, что даже голова закружилась, но ее нигде не было. Днем снова совершили рейд по городу, заезжая в каждое людное место. Корриды не было, сезон еще не настал, но мы объехали стадион, а затем прочесали бульвары, окраины и разные другие места. Он спросил, нужен ли мне после ужина. Я ответил, что нет, но завтра жду его к десяти утра. Похоже, выбранная мною тактика не срабатывала. Надо было подумать, как действовать дальше. Перекусив, я вышел немного пройтись, имея вполне определенную цель. Прошел мимо двух-трех знакомых мне людей — они и бровью не повели. И немудрено: из Мексики уезжал высокий тощий американец с голодными глазами. Теперь же они видели перед собой средних лет итальянца с животом, достающим чуть ли не до колен. Я добрел до «Паласьо де Белла Артес», здание было ярко освещено. Пересек площадь и уже собрался было присесть на каменную скамью, понаблюдать за входящей в театр публикой, но тут увидел афишу: сегодня они давали «Риголетто». Меня вдруг охватило безумное неистовое желание войти и спеть свою партию, чтобы утереть нос всей этой кодле, показать, что я могу. Я торопливо отступил и свернул за угол.