Серебряный ветер - [49]

Он пожал плечами:

— Как пожелаешь.

— Кардок поселит вас в большой спальне, он не живет там с тех пор, как уехала твоя мать.

Симон перевел взгляд с Майды наАделину иобратно. За весь короткий путь до ворот он больше не проронил ни слова.

Ночью вновь задул северный ветер. Ледяной крупой занесло крышу, стены покрылись изморозью, тонкой блестящей корочкой льда. Вороны, согнанные морозом с крепостных стен, искали укрытия под навесом сторожевой башни. Часовые сменялись чаще и поднимались на площадку не по наружной лестнице, а по той, что вела из старого замка. На дворе постоянно горел костер, возле которого попеременно грелись дежурившие солдаты.

Каждый час Аделина слышала приглушенную ругань тех, кто, выходя на пост на открытую площадку, вынужден был бороться с дверью, ветер с силой рвал ее из рук часовых.

Чем сильнее задувал ветер, тем, казалось, беспокойнее становился Симон. Сквозь тревожную полудрему Аделина слышала, как он встает с постели и идет к часовым. Она просыпалась и тогда, когда он возвращался, выслушав доклад.

Глухой ночью, перед самым рассветом, Аделина села, дрожа то ли от холода, то ли от страха, разбуженная свистом. Ей показалось, что это лучник играл на флейте, вызывая ее к себе. Она прислушалась. Да, это был не ветер. Ветер не мог выводить такой четкой мелодии. Слушай флейту, велел ей Люк.

Должно быть, сейчас Люк ждал ее в ледяной мгле, вызывая волшебными звуками, рожденными его дыханием, пропущенным через полированную кость инструмента, который он вместе с луком и красными стрелами прихватил с собой из Херефорда — из змеиного гнезда, созданного Лонгчемпом.

Высокие, пронзительные ноты на этот раз зазвучали громче, совсем рядом с бойницей, которую на ночь плотно закрыли ставней и заложили на засов.

Глупо было открывать дверь. Завывание ветра разбудит Симона раньше, чем она успеет дать знак лучнику, не говоря уже о том, чтобы побеседовать с ним.

Аделина выскользнула из теплой постели и по ледяному полу направилась к окну.

Нет, этого не может быть! Ей, верно, померещилось во сне. Не мог лучник рассчитывать на то, что она расслышит звук флейты, когда ветер воет так сильно. И все же, хотя она и не прикоснулась к ставне, та зашевелилась, словно кто-то пытался открыть ее. Аделина нерешительно подошла к бойнице. В догорающем костре еще оставались уголья, дававшие достаточно света, чтобы разглядеть ее. Она прикоснулась к ставне, и в тот же миг тяжелая рука легла на ее плечо.

— Тихо! — прорычал Тэлброк. — А не то весь гарнизон сбежится сюда. — Еще одно молниеносное движение в темноте, и Аделина оказалась прижатой к стене. Симон зажимал ей рот ладонью. — Слушай меня, — сказал он. — Ты слушаешь? Перестань визжать.

Он отвел ладонь от ее губ, но руку не опускал.

— Ты все поняла?

— Да…

— Ты сошла с ума, — Симон сгреб ее и швырнул на постель. Схватив кочергу, он принялся ворошить угли, разбивая на камне большие куски, задутые сквозняком, и, бормоча проклятия, подкинул в огонь свежих дров.

Звуки флейты оборвались. Аделина вся превратилась в слух и напряженное ожидание.

Симон обернулся и набросил ей на плечи волчий полог.

— Если ты заболеешь, твой отец вырежет у меня печень. — Он улегся в постель, рука его лежала поперек ее живота, словно он боялся, что она опять встанет.

— Ты спала? — спросил он.

— Должно быть.

— Или слушала флейту лучника?

Рука его еще глубже вдавила ее в теплую мякоть постели.

— Я тоже слышал, но решил, что это ветер завывает где-то на башне. Так это лучник? Ты обещала встретиться с ним в такую ненастную ночь?

— Нет, не обещала.

Он не убирал руки. Аделина чувствовала идущее от него тепло и вдруг в минутном ослеплении представила, каково бы это было — пошевелиться под его рукой, ощутить ее тепло всем своим телом… Он отодвинулся, словно прочел ее мысли и они ему стали противны.

— Ты останешься здесь, пока я выйду поговорить с часовыми, или я должен тебя караулить?

— Зачем ты так часто поднимаешься на вышку? Симон вздохнул:

— До того как ляжет снег, осталось всего несколько дней. Если Лонгчемп задумал нанести удар до наступления весны, сейчас самое время.

— Ты не попытался избавиться от лучника, ты даже не допросил его.

— Я не хочу вызывать у Лонгчемпа подозрений, сообщения должны поступать постоянно. — Симон нахмурился, глядя в огонь. — Ты сдержала слово и не сказала ему, что я понял, чем он тут занимается?

— Клянусь, я ничего ему не говорила.

— Хорошо, тогда мне не о чем беспокоиться, не так ли? Моя славная женушка сдержала клятву.

В голосе его чувствовалась насмешка.

— Неужели тебе так нравится, — спросила она, — издеваться надо мной, высмеивать мои ошибки? Ты или смеешься надо мной, или не замечаешь. Кто я для тебя: жена, ослушавшаяся мужа, или преступница, достойная казни? Я больше так не могу, Симон. Я хочу знать, как ты ко мне относишься.

— А как мне следует с тобой обращаться? Как с женой, которая… Как ты сказала? Меня ослушалась? Или как с преступницей, опасной преступницей, которую близко к приличным людям подпускать нельзя? Мне трудно решить, Аделина. Сделай выбор за меня.

Аделина не захотела по собственной воле лезть в расставленный капкан.