Серебряный век фантастики - [12]

— Это похоже на «Лунную сонату», — задумчиво собирая и распуская свою бороду, сказал Берсеньев.

— Нет, скорее, это хор… — решил Майгин.

— Это и то, и другое, и еще многое, — почти прошептал Петя.

Он стоял с закрытыми глазами и видел эту невероятную музыку. Она была похожа на оранжевое пламя…

До самого вечера бродили в этот день геологи по подземному городу, сопровождаемые звуками странной, то расцветающей, то умирающей музыки. Им удалось проникнуть в большую часть домиков. Некоторые из них были явно жилого типа. Но были и строения, которые, очевидно, служили не для жилья. В них геологи нашли сложные и непонятные аппараты, предназначенные, видимо, для физических и химических исследований, — какие-то баки, сложные переплетения трубок и проводов, измерительные приборы, панели, утыканные рычагами и кнопками. Осторожный Берсеньев строго-настрого запретил товарищам касаться чего-либо.

Берсеньев и Майгин долго ломали голову, из какого материала сделаны дома, пол, прозрачная сфера и многие другие вещи в этом поселке, но сказать что-либо определенное ни тот, ни другой не мог.

— Нет сомнения, что это не металл, не минерал, не дерево. Может быть, это какие-то искусственные материалы вроде пластической массы, изобретенной недавно американцем Бакеландом, только прочнее во много тысяч раз, — сказал Берсеньев, разглядывая один из изящных шкафчиков, сделанных из материала, напоминающего слоновую кость. — А может быть, и что-либо другое.

Уже к вечеру, устав и проголодавшись, подземные путешественники выбрались на поверхность.

Молча развели они костер, молча приготовили скромный ужин, забрались в большую палатку и молча принялись за еду. Необъяснимое исчезновение Нэнэ приглушало остроту впечатлений от первого посещения волшебного города. Да и само это посещение немного разочаровало их. С фактом существования города они уже успели свыкнуться, но от первого его посещения ждали если не полной разгадки этого феномена, то уж, во всяком случае, чего-то совершенно необычайного. И вот, когда они после стольких усилий проникли наконец внутрь прозрачной сферы, загадка по-прежнему осталась загадкой. Они увидели много непонятного, но не сверхъестественного. Очевидно, все там имело свое объяснение. Не имел объяснения лишь сам этот город: откуда он взялся здесь, в глубине земли, на берегу Тихого океана? Кто, как и когда его создал? Находился ли он когда-нибудь на поверхности земли и только потом был залит лавой и занесен землей или же его с самого начала построили в земле? Населен ли он? Если населен, то кем? И почему его население прячется? Если в нем нет никого, то что случилось с жителями?.. Уж не погибли ли они где-нибудь вне города, как погиб человек, скелет которого Майгин и Берсеньев нашли, когда рыли ход к двери?..

Ни на один из этих вопросов ответа не было, и, казалось, ничто не сулило ответы в будущем.

Картины прошлого

Прошло несколько дней. Петя побывал в ламутском стойбище. Отец мальчика приветливо встретил его и стал расспрашивать, как живет в гостях у русских Нэнэ.

— Он очень хорошо живет, — сказал Петя, слегка покраснев. — Он хочет еще погостить у нас, а вам он передал пачку махорки. Он заработал ее, когда помогал рыть шахту.

Ламут с радостью принял табак и обещал навестить сына.

Петя вернулся в лагерь и сказал геологам, что в стойбище мальчика нет. Настроение у всех испортилось, никто не знал, что случилось с Нэнэ, но каждый чувствовал себя в какой-то мере ответственным за судьбу мальчика.

За эти несколько дней геологи уже детально ознакомились с подземным городом, они поняли назначение и устройство некоторых вещей и сооружений в нем. Так, Майгин сделал открытие, что крохотные мотки пленки, вложенные в ящичек из «слоновой кости», издают музыкальные звуки. Но многое оставалось неясным для наших ученых, и самым темным оставался вопрос о происхождении подземного города, а самым загадочным — исчезновение Нэнэ.

Не давали покоя всем троим (особенно студенту) и живые изображения, увиденные в голубом «коттедже», где исчез бесследно маленький ламутенок. Было ясно, что «саркофаги» — это какие-то механизмы, способные воспроизводить раз заданные изображения, ибо каждый раз, когда Петя приближался к «саркофагу» с женщиной, на экране появлялось именно ее лицо. Глаза ее внимательно смотрели и на Петю, и на Майгина, и на Берсеньева, зрачки следили за их движениями, и ресницы распахивались очень широко, когда кто-нибудь из них делал резкое движение или что-то говорил. При этом губы ее не шевелились, а в углах их таилась «улыбка Моны Лизы»…

Петя наконец смирился с тем, что это всего лишь портрет, возникающий каждый раз, когда перед экраном появляется зритель. Этот портрет умел исчезать, и его можно было заставить задержаться на экране усилием мысли (любопытно, что изображение мужчины мысленно вернуть было нельзя).

Петя думал:

«Если я заставляю ее не уходить и смотреть на меня, то почему я не могу таким же способом заставить ее говорить?..»

И он вновь и вновь вызывал образ неведомой женщины, сосредоточенно и напряженно заставлял ее говорить. Однажды ему даже показалось, что губы ее шевельнулись. Но звука он не услыхал, а вместо лица на экране замелькали такие же иероглифы, какие всегда появлялись на другом экране вперемежку с лицом мужчины…