Серебряный вечер (ЛП) - [9]

— У меня нет денег, — сказала я.

— Воришка! — закричал Харкер. Я вздрогнула, но он промчался дальше. — Ты еще попросишь у меня. Все вы попросите! — он направился туда, куда я указала. Он не шел, а дергался, хромая, словно кукла на ниточках, ступая на носочках, едва касаясь земли, шурша камышами.

Я еще долго сидела, раздосадованная тем, что он помешал, но и встревоженная, что он знал Ларк. Он сказал, что Ларк выберет мне то, что еще не наступило.

— Она выбрала Райфа, — прошептала я ему вслед. — Она уже выбрала мне Райфа. Что еще она может сделать?

Ох, я была совсем как кузина! Ларк долго ждала бы, пока провидец уйдет, а потом успокоилась бы в тишине и одиночестве. Но все мои попытки не увенчались результатом, а любопытство проникало в меня, словно гисань, а все из-за слов того старика. Темные, тревожные слова. Я должна была понять, что он хотел от меня.

Я подхватила сумку и пошла за ним.

* * *

Посреди болот Руд был секрет.

Там был остров, окруженный грязью и высокими камышами: участок ровной и твердой земли с ярко-зеленой травой и клевером, с ручейком чистой воды, что вырывался из-под камня, и с тремя деревьями — яблоней, буком и ивой. С одной стороны границу отмечали кусты куманики и рогоз, а еще плющ, по другую сторону росли буранчик и чабрец. Крошечная хижина была построена из бревен, а крыша — укрыта камышами. Коза и козел с козленком ходили неподалеку, щипая травку и глядя на чистое небо.

Старик, Харкер, сидел у ручья на большом плоском камне и смотрел на воду.

Я подошла к нему, не скрывая удивления.

— Это ваш дом?

— У меня нет дома, — сказал он, не дрогнув.

— Но другие придут сюда. Растения ухожены. И за животными кто-то должен следить.

— Мало кто ходит на болота. Пастух из Балбара оставил животных, но приходит за ними. Почти никто не знает об этом месте. Но те, что находят его, обретают покой, — он повернул голову и посмотрел на меня. — Ты не обретешь покой.

Я нахмурилась. Он говорил понятным языком. Но он говорил загадками, и я купилась.

— Откуда вы знаете мое имя? Почему вы говорите, что я не обрету покой?

— Потому что ты бежишь от одной причины, не найдя другую.

— Харкер! — я топнула ногой.

— Заплати мне за предсказание, Целитель.

— Прошу, у меня нет…

— Я не говорю бесплатно, — громко и с горечью заявил он. Старик кашлянул и добавил. Я не могу поддаться искушению. Не теперь.

Я развернулась, расстроившись, но снова посмотрела на него.

— Провидец, вы ведь знаете, что денег у меня нет. Плату можно взять другой услугой.

Он ждал. Я сказала:

— На ваших руках волдыри. Я могу их исцелить.

Может, он знал, что я дойду до сделки, но не ожидал такого предложения. Его глаза жадно вспыхнули. Он быстро взял себя в руки, рявкнув:

— Ты так думаешь?

— Вытяните руки, — настаивала я.

Он послушался. Я опустилась на колени и взяла его за руки. Они были морщинистыми и в красноватых волдырях, он дрожал. Я могла использовать гелиотроп, могла сделать зелье на основе козьего молока и буранчика. Могла взять листья ежевики, попытаться вылечить ими проблемы с кожей. Но Харкеру я помочь не могла. Эта боль была его наказанием.

Я сказала ему:

— Эти раны магические. Вы взяли что-то, что не должны были, — я заглянула ему в глаза. — Вы обожглись из-за ошибки.

Он холодно смотрел на меня.

— Давно это у вас? — спросила я.

— Я старый. А раны — нет.

Я посмотрела на волдыри, думая теперь, чем он заслужил такое наказание.

— Мне жаль. Но я не могу их исцелить.

Он убрал руки с кривой усмешкой.

— Тебе жаль меня или себя? — он засмеялся, увидев, как я хмурюсь. — Ты все еще хочешь узнать ответы.

— Да, — я схватила сумку и вытащила из нее склянку с цветами гелиотропа, протянула ее ему. — Вот. Возьмите. Одну штуку держать во рту, пока она полностью не раствориться, и только потом глотать. По одному за раз. Это поможет проспать всю ночь.

Харкер забрал склянку. Один из волдырей задел мою кожу, он был холодным. Он спрятал флакон в складку одеяния, там был потайной карман, и сказал:

— Ты дала мне гелиотроп, отдала свой шанс сбежать. Почему не миньон? Ты хитра, Целитель.

Я прижала сумку к себе.

— Миньон слишком ценен, — честно сказала я, удивляясь, что он знает, что у меня был миньон, что я хотела покончить с собой гелиотропом. Он был хитрее.

— Верно, — ответил он. — Но дело не в этом. Но сделка есть сделка, — Харкер встал с камня, я видела, как ему больно отталкиваться руками. Постоянные страдания. — Отойди, Эви Кэрью. Войди в воду.

Я знала, о чем он. Бегущая вода не могла ни помочь, не навредить. Это место подходило для того, чтобы ждать его ответ, его вопрос. Я шагнула в холодный поток, камешки на дне расступились, принимая мои ноги. Я задержала дыхание, ожидая его слова.

Харкер тоже отступил. Он подставил голову последним лучам солнца, он застыл. И он ждал. Но он не выглядывал слова на небе, он ждал, пока они появятся внутри него.

И он заговорил, словно читал с невидимого листка:

Лунный свет на воде, деве той покажи

Мимолетный страх и печаль от резни.

Серебро, серп, взмах целебный руки,

Песнь ракушки услышь, дождь земле призови.

Я ждала, а потом выпалила:

— Это не предсказание. Это стихотворение.

— Но оно связано с тобой.