Серебряный меридиан - [114]

— Говорят, — рассказывал недавний зритель своему собеседнику, — что автор так напрягался, когда писал ее, что получил нервное расстройство. Или когда играл в ней, получил его. Словом, перестарался, бедняга. Но там и впрямь есть от чего.

Она готова была растаять в воздухе, чтобы оказаться рядом с братом, и решила, не откладывая, плыть в Лондон. Утешить и успокоить ее Тому не удалось. Это сделал сам Уильям. Он приснился ей. Он смотрел на нее ясными молодыми глазами. Проснувшись, она поняла, что он успокоил ее. С ним все в порядке.

Ее жизнь замерла в оцепенении в мае 1616 года. Джек Эджерли передал с одним из знакомых, приехавших в Венецию, страшную весть. Больше полугода Виола не произнесла ни слова. Только в декабре речь вернулась к ней. Бывают близнецы, чьи последние земные дни столь же близки во времени, как все события их жизни. Другие уходят в разное время. Один, покидая мир, будто отдает свои жизненные силы тому, кто остается. Уильям подарил Виоле силы на долгую жизнь. Своих правнуков она дождалась, прожив до девяносто шести лет в семье своей дочери.

В 1615 году Себастиан Виллан из семьи франкфуртских кожевенников пустился в многолетнее странствие по городам Италии. В 1619 году он добрался до Венеции — тогдашней столицы издательского мира, где поступил учиться в Скуола Сан-Гульельмо — школу печатников, основанную английской четой. В 1621 году Себастиан женился на Беатриче Артелли — дочери покровителя школы и увез ее в родной Франкфурт. Перед свадьбой Себастиан сделал в подарок родителям невесты гравюру с изображением Венеции — ведуту — вид города с высоты птичьего полета. Через два года копию его работы миссис Хартли — синьора Артелли привезла в Лондон.

Ее путь к родным берегам проложил Уилл.

Спустя годы пьесы, восстановленные после пожара по памяти самим Уильямом, а после его смерти его друзьями-актерами, все еще служили театру. Но с течением лет тексты уже не могли сопротивляться невольному или намеренному искажению или появлению изданий, в которых не значилось имя автора.

Джон Хеминг и Генри Кондел — двое друзей Виолы и Уильяма, актеры «Слуг короля», сохранившие с ним дружеские отношения до конца его дней, наблюдали за происходящим с объяснимой тревогой. Им обоим Уилл завещал «памятные кольца»[187]. Эти символы дружбы, память о друге и преклонение перед его гением побудили их взяться за нелегкий труд.

Они решили собрать все написанное и изданное под авторством Уильяма Шакспира с тем, чтобы затем издать в одном сборнике сохранившееся. Несколько месяцев работы завели их в тупик. В собранных текстах было невероятное количество ошибок, разночтений, недостающих фрагментов, противоречий и просто несуразиц. Они пришли в ужас, понимая, что в таком виде издать сочинения друга — значит оскорбить память о нем. В момент наивысшего отчаяния светлая мысль осенила их. Может быть, есть на земле человек, единственный из всех, кто знает все, что написал Уильям, как сам Уильям. Никто никогда не слышал, что Виола погибла. Уилл никогда не говорил о ней, как об умершей. Ее исчезновение было так внезапно и подозрительно, что должен же быть кто-то, знающий что-либо об этом. Собрав обрывочные сведения у Сью и Джека Эджерли, они и сами вспомнили о капитане, которого встречали в доме у Уилла и Виолы, о его близких отношениях с сестрой и братом. Вспомнили, что он помогал им переносить и строить их «Глобус». Связав все воедино, друзья поняли, в каком направлении должны искать. Они прибыли в Венецию весной 1621 года и остановились в отеле «Лилия» на окраине Джудекки. Уже на следующий день Генри и Джон стояли в портале палаццо Артелли.

— Как прикажете доложить, синьоры?

Им навстречу спустился молодой человек лет двадцати, высокий, стройный, с каштановыми волосами, обрамлявшими лицо, и светлыми зеленоватыми глазами.

— Приветствуем вас, синьор. Не затруднит вас передать хозяину дома, что прибыли «обозрительные личности».

— Хозяина нет дома. Но я могу передать ваши слова его супруге.

— Окажите такую любезность, синьор!

Бен удивился и поднялся к матери.

— Мам. Там внизу двое, они просят передать… По-моему, они англичане и говорят… «обозрительные личности».

— Обозрительные личности?

Виола замерла.

Джон и Генри ждали внизу, в холле, когда на верхних ступенях лестницы показалась фигура, которую каждый из них узнал бы из тысячи по одному только стройному, гибкому силуэту и по характерному венчику кудрявых волос на чуть откинутой назад голове. Когда-то она являлась им в охотничьей одежде мальчишки, в одежде юноши, в платье белошвейки, в переднике кухарки, в костюмах Гертруды и Титании, когда штопала и подшивала их, примеряя на себя. Теперь, одетая в шелк цвета лазоревой воды этого города, с открытой шеей и плечами по свободной венецианской моде, с розой ветров на цепочке, сбегающей тонким поясом с талии — она была все та же. Улыбающаяся все сомнения растапливающей улыбкой. У них перехватило дыхание. На них смотрело лицо друга — ее и его лицо, двух друзей, вернуть одного из которых они прибыли сюда.

— Боже милостивый! — прошептала она, — Джон! Генри!

Они поднялись на несколько ступеней, она спустилась к ним.