Серебряный меридиан - [106]

Шрифт
Интервал

Джек, улучив момент, подошел к Виоле так, чтобы никто его не услышал.

— Я поверить не могу, что мы больше не увидимся, — сказал он.

— Джек, — Виола положила руки ему на плечи, — ты всегда был моим другом. И останешься им навсегда. Навек.

Он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Наконец, овладев собою, он сказал:

— Возьми. Это мой подарок. Я хотел, чтобы твои стихи украшали эти инициалы. Я делал их для тебя.

Он открыл деревянную коробку, покрытую изящной резьбой. В ней, каждая в своем отсеке, лежали инициалы — резные заглавные буквы для печати, которые ставили в начале абзаца или использовали для ручного набора узорного текста. Литеры изящно переплетались с цветами, растениями и животными в технике «жемчужного» узора Жоффруа Тори и выполнены были с непревзойденным изяществом и вкусом. Восхищенная Виола достала инициал «W», вырезанный в виде якоря, корень которого приходился по центру между двумя соединившимися, словно проникнув одна в другую буквами «V».

— Сдвоенное «V». Уильям и Виола, сказала она. — Вот, что мы сделаем. Возьми.

Она протянула инициал Джеку.

— Всякий раз, когда ты будешь ставить эту литеру на свои книги…

Виола повернула инициал корнем якоря влево, и буква стала похожей на литеру «Е» будто ее так и задумали.

— …ты вспомнишь, где хранятся остальные.

Поцеловав Джека, Виола подошла к брату. Она долго смотрела ему в глаза, затем нежно взяла его за уши, прижалась лбом к его лбу и подмигнула. Так они и стояли — эти любящие и любимые отражения друг друга. Потом Виола отстранилась, вдруг взяла правую руку Уилла обеими руками и, стремительно наклонившись, поцеловала ее.

— Милый, — сказала она, не отпуская его руки, — это не я. Это время.

— Возвращайся, если только захочешь, — проговорил он. — Здесь есть твой дом. Здесь живут твои друзья. Помни о них.

— Скажи всем потом как-нибудь, что я их люблю… любила. Дорогой мой! Милый мой брат! Родной мой Уилл!

Они обнялись.

— Благослови вас Бог, Ви!

— Не смей печалиться! Слышишь! — она вытерла слезы с его щек. — Слышишь, не смей! Не забывай про стратфордский дом. Живи в нем с Энн счастливо.

— Себастиан! — Том положил руку на ее плечо. — Пора. Будь счастлив, Уилл. Будь счастлив, Джек. Мы свидимся еще. В путь.

В последний раз Виола была одета в мужское платье.

И оба — капитан и «юнга» — поднялись на борт галеона.

Уильям Шакспир и Джим Эджерли долго смотрели, как два корабля отходят от причала и скрываются в перспективе.

О, как тебе хвалу я воспою,
Когда с тобой одно мы существо?
Нельзя же славить красоту свою,
Нельзя хвалить себя же самого.
Затем-то мы и существуем врозь,
Чтоб оценил я прелесть красоты
И чтоб тебе услышать довелось
Хвалу, которой стоишь только ты.
Разлука тяжела нам, как недуг,
Но временами одинокий путь
Счастливейшим мечтам дает досуг
И позволяет время обмануть.
Разлука сердце делит пополам,
Чтоб славить друга легче было нам[173].

Глава XII

Ровно через месяц, 12 июня 1599 года, в день солнцестояния и новолуния, произошло событие, навсегда оставшееся в истории.

В этот день в Саутуарке по случаю открытия нового театра показывали «Юлия Цезаря». Пьесу играли на сцене нового театра — «Глобус».

История строительства этого театра и баталий, этому предшествовавших, началась в тот год, когда пьесы Уильяма начали издавать с именем автора на титульном листе, а на сцене одну за другой играли комедии о счастливой и преданной любви. Их героини то переодевались в мужскую одежду, отправляясь в отчаянное путешествие за своими возлюбленными, то вместе со своими достойными кавалерами являли публике торжество остроумия, юмора и красноречия. «Бесплодные усилия любви» сменились пьесой, в которой впервые появилась удивительная пара — Бенедикт и Беатриче — полюбившийся публике живой остроумный дуэт. Много лет спустя один из зрителей писал в воспоминаниях: «В ожидании Беатриче и Бенедикта публика доверху заполнила партер, галереи, ложи». В том же году Фрэнсис Мерез, magister artium[174] обоих университетов[175], а также составитель учебников, опубликовал труд, названный «Сокровищница ума».


«Как Плавт и Сенека считались лучшими мастерами комедии и трагедии у латинян, так Шекспир в обоих этих жанрах превосходит всех среди англичан…», — писал Мерез. — «Кажется, музы говорили бы отточенными шекспировскими фразами, умей они говорить по-английски». Далее автор перечислял трагедии — «Король Иоанн», «Ромео и Джульетта» и комедии — «Сон в летнюю ночь», «Венецианский купец» и «Вознагражденные усилия любви».

Эту пьесу — «Вознагражденные усилия любви» — Уильям написал после издания «Бесплодных усилий», летом, когда Том отправился в Венецию, чтобы вернуться осенью и услышать ответ Виолы.

Он надеялся, что Том сможет занять в душе Виолы место, все еще занятое тем, усилия любви к кому оказались бесплодны.

О, если так она платить умеет
Дань сестринской любви, то как полюбит,
Когда пернатой золотой стрелой
Убиты будут все иные мысли,
Когда престолы высших совершенств
И чувств прекрасных — печень, мозг и сердце —
Навек займет единый властелин![176].

Тем временем Тайный совет по-прежнему требовал снести все театры. Однако не так-то просто справиться с публикой, а уж тем более с актерской братией.


Рекомендуем почитать
Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.


Безумие Дэниела О'Холигена

Роман «Безумие Дэниела О'Холигена» впервые знакомит русскоязычную аудиторию с творчеством австралийского писателя Питера Уэйра. Гротеск на грани абсурда увлекает читателя в особый, одновременно завораживающий и отталкивающий, мир.


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Книга ароматов. Флакон счастья

Каждый аромат рассказывает историю. Порой мы слышим то, что хотел донести парфюмер, создавая свое творение. Бывает, аромат нашептывает тайные желания и мечты. А иногда отражение нашей души предстает перед нами, и мы по-настоящему начинаем понимать себя самих. Носите ароматы, слушайте их и ищите самый заветный, который дарит крылья и делает счастливым.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


Слава

Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.