Серебряный лебедь - [42]

— Я больше не хочу знать никаких тайн, — сказал он. — Иногда лучше поменьше знать. Верьте в меня, моя золотая, и не пытайтесь гадать, что случится в будущем.

Сибелле было несказанно приятно прижаться к нему, как к отцу; она почувствовала себя защищенной от всех опасностей, известных ли заранее, пришедших ли неожиданно…

В тот день, когда Джозеф и Сибелла уплыли во Францию, Мелиор Мэри встала за час до рассвета и оделась в костюм для верховой езды из тафты серебристо-металлического цвета. На голову она надела изящную шляпку с перьями и, натянув перчатки и взяв в руки хлыст, вышла из замка Саттон через маленькую боковую дверцу, ведущую почти прямо к конюшням. В темноте она пересекла мостовую и бесшумно подняла деревянный засов на тяжелой двери. Сразу же пахнуло сеном и конским волосом, послышались позвякивание упряжи и неумолчный стук копыт лошадей, переступавших 5-ноги на ногу в своих темных стойлах. Привычным движением руки, как проделывала много раз, она зажгла фонарь, стоявший внутри.

В мягком оранжевом свете сразу стали видны очертания конюшни и остатки великолепной коллекции лошадей Джона Уэстона. Фидл, за долгие месяцы привыкшая к этому ритуалу, приветливо заржала. Мелиор Мэри почувствовала себя виноватой, зная, что в комнате над конюшней спит Гиацинт, и поторопилась оседлать свою лошадь. То, что ей захотелось покататься одной, совсем не говорило о том, что она охладела к Мэтью Бенистеру. Просто она любила побыть в одиночестве пару часов в день, и прежний опыт подсказывал ей, что нужно встать, пока домашние еще спят.

Она надела на лошадь седло, вывела ее на улицу. Боясь наделать слишком много шума, девушка не стала садиться на нее, пока не дошла до травы, где располагалась очень удобная приступка. Теперь можно было ехать, проносясь галопом по лесу Саттон в лучах зари, окрашивающей небо в нежные тона. И с каждым новым лучом солнца сердце ее билось все быстрее и радостнее, ведь когда-нибудь все это станет ее собственностью — и весь лес со своими обитателями, и фермы, и постройки, и ее любимый замок Саттон. Да и не была ли она уже в свои пятнадцать лет королевой графства? На свадьбе Сибеллы все поворачивались и смотрели ей вслед, когда она входила в залу и снимала шляпку с перьями, чтобы продемонстрировать свои прекрасные серебристые волосы и глаза цвета диких фиалок. Какой-то незнакомец выкрикнул: «Вот идет сама красота!» — и другие поддержали его. Она повернула голову в их сторону, улыбнулась и увидела сотни кубков, поднятых в ее честь, в честь Мелиор Мэри, дочери Джона Уэстона, наследницы самого прекрасного здания в Суррее.

Лес поредел, и девушка поняла, что в темноте направила лошадь в сторону старого источника святого Эдварда, который находился у разрушенного дома. Ей никогда не нравилось это место, оно казалось неестественно тихим и спокойным, да и на самом деле было таким. И сейчас здесь было холодно, что совсем не соответствовало чудесному летнему рассвету. Руины слева от нее уходили далеко назад, и Мелиор Мэри вдруг поймала себя на мысли, что эти развалины, в сущности, очень хорошо сохранились и по-прежнему тянутся к солнцу, окрашивавшему все вокруг в малиновый цвет. Стоило немного прищурить глаза, как это здание представало перед нею почти в том виде, каким было много веков назад, до того, как его покинули люди. И тогда оно стало медленно разрушаться.

Услышав стук копыт за спиной, Мелиор Мэри вздрогнула, а когда темная согбенная фигура всадника на серой лошади, словно появившаяся из ниоткуда, приблизилась, Фидл от испуга подалась . назад. Всадник проскакал так близко, что Мелиор Мэри слышала его прерывистое дыхание, но лицо было скрыто капюшоном. Очень удивленная, девушка взяла лошадь за поводья и, охваченная страшным любопытством, решила догнать этого человека — ведь он находился на территории, принадлежащей ее отцу. Мелиор Мэри бросилась за ним, но всадник скрылся в развалинах.

— Кто вы? — закричала она ему вслед. — Могу я поговорить с вами, сэр?

Но ей никто не ответил. Вокруг стояла абсолютная тишина, было слышно только, как храпит и отдувается Фидл и как бьется ее собственное сердце. Мелиор Мэри двинулась вперед, но у входа во двор дома, построенного еще во времена правления короля Джона, лошадь отказалась идти дальше, опустила голову и замерла на месте, не воспринимая никаких понуканий и увещеваний своей хозяйки. Пришлось Мелиор Мэри слезть с лошади и оставить ее там, где она остановилась.

Утренний свет снова оживил мертвые камни. Девушке даже показалось, что где-то горит огонь и над ним на вертеле поджаривают молодого поросенка. Видение было таким реальным, что в воздухе даже запахло свежезажаренной свининой. Мелиор Мэри стояла и вдыхала запах, понимая, что не может чувствовать его на самом деле, и вдруг опять увидела того человека, теперь стоявшего к ней спиной. Плащ соскользнул с его плеч на землю, от чего он казался бесплотным. На фоне восходящего солнца его фигура была совсем черной.

— Доброе утро, сэр, — прокричала девушка, поборов в себе внезапно нахлынувший страх.

Мужчина ни на дюйм не сдвинулся с места, и Мелиор Мэри несмело сама шагнула к нему, но он вдруг повернулся так неожиданно, что девушка чуть не умерла от страха. Теперь она смотрела прямо в его лицо с хищными чертами: длинным острым носом, злыми темными глазами и жестким и жестоким ртом. Мелиор Мэри потом долго не могла забыть его. Капюшон больше не прикрывал голову незнакомца — на нем была какая-то странная шляпа, плоская, похожая на берет, единственным украшением которой была темно-красная брошь. На руках были толстые кожаные перчатки, а на запястье, словно для того, чтобы усилить неприятное впечатление, сидела большая хищная птица, повернувшая голову на голос девушки.