Серебряные яйцеглавы - [28]

— Так-то оно так, — уныло сказал Флаксмен, — но боюсь, что меня надолго не хватит. Я же думал, что все будет просто: «К следующему четвергу нам требуется тридцать захватывающих гипнотично-приключенческих романов!»— «Будет сделано, мистер Флаксмен!» Но если нам придется вести с ними переговоры, убеждать их и уламывать…

И тут дверь вновь тихонько приоткрылась.

Теперь Флаксмен почти не отклонился от вертикали, и все-таки казалось, что он испугался не меньше, чем в первый раз.

Дюжий мужчина с синеватыми щеками, одетый в защитного цвета комбинезон, оглядел издателей и отрывисто произнес:

— Компания электроосвещения и электроэнергии. Произвожу профилактический осмотр. У вас испорчен электрозамок. Я сделаю пометку.

И он вытащил из заднего кармана блокнот.

— Этим замком собирался заняться робот, который чинит эскалатор, — сказал Каллингем, внимательно разглядывая человека в комбинезоне.

— Я не видел никакого робота, — ответил тот. — Если хотите знать мое мнение, все роботы — либо жестяные мошенники, либо жестяные бездельники. Я только вчера выгнал одного. В рабочие часы нализался казенным током как свинья! Успел набрать пятьсот ампер, не меньше! Через две недели допьется до белого каления, если будет продолжать в том же духе.

Флаксмен открыл глаза.

— Послушайте, — проникновенно сказал он, — окажите мне любезность. Я знаю, что вы государственный инспектор, но, бога ради, почините этот электрозамок сами, и сейчас!

— Рад буду вам услужить, — подмигнул человек в комбинезоне. — Вот только принесу инструменты, — и он торопливо притворил за собой дверь.

— Странно, — сказал Каллингем. — Этот человек — вылитая копия Гила Харта. Частный сыщик, специализирующийся на промышленном шпионаже. Я познакомился с ним пять лет назад. Либо у него есть брат-близнец, либо его многообещающей карьере пришел конец. Впрочем, если это яйцо и протухло, горевать не стоит.

Услышав слово «яйцо», Флаксмен вздрогнул, подозрительно уставился на дверь, но потом пожал плечами.

— Кажется, ты что-то говорил о яйцеглавах? — спросил он.

— Пока еще я о них не упоминал, — мягко сказал Каллингем. — Однако вчера вечером я кое-что придумал. Мы пригласим в контору два-три яйца, но только не Ржавчика! Гаспар может их принести, но присутствовать при дальнейшем ему не обязательно, да и няне тоже, это отвлекает. Пусть Гаспар проводит ее обратно, а мы тем временем часика два-три потолкуем с яйцами, подумаем — я им кое-что объясню, а может быть, даже продемонстрирую, и соблазню, так сказать. Теперь я знаю, что тебе будет трудно, Флакси, но если станет уж очень плохо, ты ведь в любую минуту сможешь выйти и передохнуть.

— Пожалуй, ничего другого нам не остается, — с горькой покорностью судьбе сказал Флаксмен. — Мы должны добиться книг от этих страшилищ, или нас ждет разорение. Пусть уж сидят здесь и таращатся на меня. Во всяком случае это не страшнее, чем самому сидеть и вспоминать, как они тихо открывают дверь и…

На этот раз дверь начала открываться так тихо и так плавно, что они заметили это, только когда она уже совсем распахнулась. Теперь Флаксмен только закрыл глаза, однако в последний момент у него между веками мелькнула белая полоска, словно он завел их к небу.

На пороге стоял высокий тощий человек, цвет лица которого больше всего напоминал его пепельно-серый костюм. Провалившиеся глаза, длинное худое лицо, сутулые плечи и впалая грудь придавали ему удивительное сходство с бледной коброй, которая вдруг высунулась из плетеной корзины.

— Что вам нужно, сэр? — спросил Каллингем.

Флаксмен, не открывая глаз, добавил устало:

— Если вы по поводу электричества, то нам ничего не нужно.

Пепельный человек бледно улыбнулся и от этого стал еще больше похож на кобру. Однако он только сказал (правда, с легким шипением в голосе):

— Нет, я просто прогуливаюсь. Я решил, что этот дом продается — все двери открыты настежь, никого нет…

— Разве вы не видели монтеров, которые работают снаружи? — спросил Каллингем.

— Там нет никаких монтеров, — ответил пепельный человек. — Итак, господа, я удаляюсь. Мое предложение с указанием суммы вы получите послезавтра.

— Но здесь ничего не продается! — сообщил ему Флаксмен.

Пепельный человек улыбнулся.

— Тем не менее послезавтра вы получите мое предложение. Я очень настойчив, господа, и, боюсь, вам придется с этим считаться.

— Да кто вы такой, в конце концов? — воскликнул Флаксмен.

Пепельный человек улыбнулся в третий раз.

— Мои друзья зовут меня Гарротой. Вероятно, за мою стальную волю, — сказал он и медленно прикрыл за собой дверь.

— Странно, — сказал Каллингем. — И этот человек мне тоже кого-то напоминает. Только кого же?

— Что такое «гаррота»? — спросил Флаксмен.

— Завинчивающийся стальной ошейник, — хладнокровно объяснил Каллингем, — чтобы душить и ломать шею. Средневековое изобретение весельчаков испанцев. А еще гарротой пользовались так называемые «Сицилианские мстители».

Тут его брови прыгнули вверх. Партнеры молча уставились друг на друга.

23

Песня Шумана пронизана ощущением величественного и страшного одиночества, которое казалось еще более торжественным, потому что эти слова лились из двадцати семи динамиков, подключенных к двадцати семи серебристым овоидам. Когда отзвучало последнее низкое «nicht», Гаспар тихонько похлопал в ладоши. Его волосы были коротко острижены, синяки на лице стали перламутрово-лиловыми. Он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил.