Серебряные яйцеглавы - [20]

— Ч-Т-О?!!

— Около года назад, — объяснила няня Бишоп, — яйцеглавы по каким-то своим причинам решили, что хотят навсегда остаться анонимами. И заставили меня уничтожить все документы, где имелись их имена, а также спилить напильником надписи, выгравированные на каждом футляре. Даже если у вас есть какие-нибудь списки, вам не удастся установить, кому из них принадлежит какое имя.

— И у вас хватает дерзости спокойно заявить мне, что вы совершили этот… этот акт бессмысленного уничтожения, не получив на то моего разрешения?

— Год назад «Мудрость Веков» вас нисколько не интересовала, — гневно возразила няня Бишоп. — Ровно год назад, мистер Флаксмен, я позвонила вам и начала рассказывать об этом, но вы сказали, чтобы я не надоедала вам со всякими древними ископаемыми — пусть яйцеглавы делают все, что им заблагорассудится. Вы сказали — и я цитирую вас дословно: «Если эти хвастуны в жестянках, эти консервированные кошмары вздумали завербоваться в Иностранный легион в качестве штабных компьютеров или, привязав к своим хвостам ракеты, унеслись в космическое пространство, я заранее согласен».

16

Глаза Флаксмена слегка остекленели — то ли при мысли о шутке, которую сыграли с ним тридцать безымянных писателей, когда писатели были всего лишь стереокартинкой на книжной обложке, то ли потому, что он объявил консервированными кошмарами такую коммерческую ценность, как тридцать литературных гениев, способных к самостоятельному творчеству.

Тут снова вмешался Каллингем.

— Проблемой анонимности мы сможем заняться и потом, — сказал он. — Возможно, яйцеглавы сами изменят свое решение, когда узнают, что их ждет новая литературная слава. И даже если они все-таки предпочтут остаться анонимными, достаточно будет ставить на титуле их книг «Мозг номер один и Г.К.Каллингем», «Мозг номер семь и Г.К.Каллингем»и так далее.

— Ого! — почти с благоговением воскликнул Гаспар, а Зейн Горт заметил вполголоса:

— Только не слишком ли однообразно?

Каллингем улыбнулся своей мученической улыбкой, но Флаксмен, побагровев, поспешил на его защиту.

— Довольно! Мой друг Калли программировал словомельницы «Рокет-Хаус»в течение десяти лет, и ему давно пора получить литературное признание! Писатели больше века крадут славу у программистов, как раньше крали славу у редакторов! Даже дутый писателишка с пустой головой и робот со швейной машиной вместо мозга могли бы понять, что яйцеглавов нужно будет программировать, редактировать, тренировать — называйте как хотите — и сделать это способен только Калли!

— Извините меня, — перебила его няня Бишоп, — но Ржавчик не может больше ждать, и я сейчас его включу.

— О, мы готовы, — мягко сказал Каллингем, а Флаксмен, вытирая пот со лба, добавил с сомнением:

— Да, пожалуй.

Няня Бишоп жестом пригласила их всех встать у того конца стола, где сидел Флаксмен, и повернула телевизионную камеру в их сторону. Когда она вставила штепсель в верхнюю правую розетку серебряного яйца, раздался еле слышный щелчок, и Гаспара вдруг пробрала дрожь. Ему почудилось, что в телевизионном глазу что-то появилось — какой-то красноватый отблеск. Няня Бишоп включила микрофон в левую верхнюю розетку, и Гаспар затаил дыхание, о чем догадался только несколько секунд спустя, когда сделал невольный шумный выдох.

— Ну же! — сказал Флаксмен, тоже тяжело вздохнув. — Включите динамик мистера… э… мистера Ржавчика. А то по мне мурашки бегают. — Он спохватился и виновато улыбнулся в сторону телевизионной камеры. — Извините, старина!

— Но это может быть и мисс и миссис Ржавчик! — напомнила девушка. — Ведь среди этих тридцати было и несколько женщин. А динамик я включу после того, как вы изложите ему свое предложение. Поверьте, так будет лучше.

— Он знал, что вы принесете его сюда?

— Да, я ему сказала.

Флаксмен расправил плечи, посмотрел в телевизионный глаз, судорожно сглотнул и жалобно оглянулся на Каллингема.

— Здрав-ствуй-те, Ржавчик, — заговорил тот размеренно и монотонно, словно подражая машине или что-то ей втолковывая. — Меня зовут Г.К.Каллингем, я совладелец издательства «Рокет-Хаус»и партнер Квинта Горация Флаксмена, который в настоящее время опекает «Мудрость Веков»и которого вы видите здесь рядом со мной.

Затем Каллингем вкрадчивым тоном изложил положение, создавшееся в издательском мире, и осведомился, не пожелают ли яйцеглавы вновь приняться за литературное творчество. Вопрос об анонимности он искусно обошел, проблемы программирования коснулся лишь слегка (обычное сотрудничество с редактором, сказал он), указал на заманчивые возможности использования гонораров и в заключение произнес несколько красноречивых фраз о преемственности литературы и общности писательских усилий на протяжении веков.

— Мне кажется, это все, Флакси?

Его друг лишь кивнул.

Няня Бишоп включила динамик в розетку.

Довольно долго в комнате царила полная тишина, а потом Флаксмен не выдержал и спросил хриплым голосом:

— В чем дело, няня Бишоп? Уж не умер ли он в своей скорлупе? Или динамик не работает?

— Работа, работа, работа, работа! — тотчас сказало яйцо. — Только этим я и занимаюсь. Думаю, думаю, думаю, думаю. Увы, увы, увы!