Серебряные Листья - [51]

Только упоминание о кошмарах заставило ее замолчать. Уж тогда она задумалась. И поверила. Да и как тут не поверишь, если всем снятся одинаковые сны, отбирающие жизнь. Она еще долго одна продержалась, сама сопротивлялась…

Наоравшись, она отошла в сторонку, присела на камень, голову опустила. Мне ее аж жалко стало, сидит, съёжилась, лицо несчастное. Только теперь стало заметно, какая она юная, небольшого роста, лишь немного выше Илы, а то всё это ее поведение живой богини, гонор и уверенность словно роста прибавляли, да и возраста тоже.

Наконец она решительно поднялась, расправила гордо плечи, задрала подбородок.

— Я выполню долг. Раз боги решили так, я повинуюсь, — сказала она звучно. — Опасность грозит всем, и моему народу в том числе. Матриарх должна защищать своих людей любыми путями. Мой путь в том, чтобы покинуть свой народ и сражаться там, где укажут боги. Олайша поведет меня в бой и направит мою руку.

— Ты умеешь драться? — скептически спросил Аодан.

— Меня растили Матриархом! Кинжалы, копья, дротики, мечи — я всё умею!

— Холера! — выругался Киаран. — Еще одна воительница на мою голову…

— Хе-хе, — язвительно высказалась я.

Зашли мы в деревню Аларда, так, десяток жалких лачужек и овцы кругом. Горцы-пастухи из кельтов, на задворках Арданнона живут, с равнинами раз в год сыром да шерстью торгуют. Мы у них пару кругов овечьих сыров и прикупили. Алард собрался быстро, вылез из своей хибарки при параде — плащ нацепил, сапоги надел, а то ж так и бегал босиком, лишних сапог не было, да оружие взял, пресловутые лук со стрелами и копьё. Ну и ножей парочка, без них никуда, то хлебушек порезать, то горло злодею какому, ага, известное дело. У него в той лачуге вся семья жила, папа, мама и куча братьев-сестер, он от них еле вырвался, прямо удирал, совсем засмущавщись. Ну как же, тут команда героев, идущих на подвиги, мир спасать, а его мама и сестры облепили, слезами и поцелуями конфузят.

Решили мы пока обратно на юг к Дан-на-Хейвину пробираться. Мы же не знаем, что делать-то, эти бабушки-дедушки помогающие помалкивают, указаний-советов не дают, может, их там к работе какой божественной приставили, кто ж их знает.

Идём. Лошадок в поводу ведём, тропинка горная, узенькая. Алард впереди — проводник же, следом Киаран, лидер самопровозглашенный, важничает. Аодан приныканный бутерброд жует на ходу, с Бренном ругаться успевает, тот на бутерброд зарится. Лелька с Илой шушукаются и хихикают, на остальных внимания не обращают, опять, наверное, женихов делят-вычисляют. То-то Ила на Аларда косится, а Лелька на Бренна. Всё, похоже, поделили уже.

Мы с Йарсавией сзади, она дуется, а я под ноги пялюсь, ну, боюсь вниз загреметь вместе с Искрой.

— Яра, ты давно Матриархом-то? — спрашиваю.

— Как мать умерла. С пятнадцатой зимы.

— Ого… А что с матерью стало?

— Богиня призвала.

— Я поняла, что умерла, я говорю, отчего?

Яра помолчала, хмурясь.

— Вы же видели Ритуал. Не понимаешь что ли?

— Нее…

— Священный танец не может танцевать стареющая женщина. Когда у Матриарха подрастает дочь, а сама она стареет, она должна уступить место. Умереть. Как меняется Луна, меняется Матриарх.

— Это… она так же танцевала, вонзала кинжалы и умерла прямо там?.. И все смотрели?..

— У меня на глазах. А отца убили еще раньше. Как жертву. Как только я родилась, наследница.

Я заткнулась. Как она это спокойно говорит, только глаза больные и голос тусклый.

— Мама любила моего отца, — тихо произнесла она. — И больше мужей не брала, хотя и пеняли ей за это, мол, вдруг я не доживу до взрослого возраста. Это его был талисман. Мама сохранила. Он арданом был, воином…

— Какие у вас обычаи… страшные… — сдавленно пробормотала я.

— Закон предков. Боги требуют жертв. Мужчина — зерно, падает в землю и исчезает. Женщина — земля, родит и плодоносит, растит и заботится о всходах. Я давно уже должна выбрать мужа… только не могу отправить на смерть знакомого с детства… Поэтому я Обет Богине принесла. После меня Матриархом станет дочь сестры моей матери.

— Какой обет? Не выходить замуж? — не поняла я.

— Да. Обет девственности.

— А… незнакомых на алтаре нормально что ли резать? Как ты Аларда, бедолагу, хотела убить?… — возмутилась я.

— Думаешь, я в трансе священном сильно осознаю, что делаю? — горько усмехнулась она. — Я едва вижу, что вокруг… И да, чужих не жалко! — с вызовом добавила она.

— Ясно, — я не стала с ней спорить. И так нелегко ей приходится. Вырвали из привычной жизни, потащили куда-то, не спрашивая, хочет она идти или нет… Она, само собой, согласилась, но это долг, не желание.

Завернули мы за скалу и остановились, увидев кучу народа, прячущихся среди валунов недалеко от входа в пещеру. Широкий такой вход, подкопченные своды гарью покрыты, как в железнодорожном тоннеле. Народ вооруженный, копья выставили, рогатины, топоры, луки натянули в боевой готовности…

Увидели нас, загомонили, подбежали, верещат все разом, ничего не поймешь, только «чудище» повторяется да «скотина прожорливая».

— Тише, добрые люди, один кто-то пусть говорит! — рявкнул Киаран своим лучшим благородным тоном.

Народ, крестьяне или пастухи, кто их разберёт, простолюдье, одним словом, сразу заткнулись, вытолкали вперёд мужика постарше да поприличнее. Тот хотел было назад нырнуть, но не пустили. Тогда он содрал с головы шапку в виде плотного колпака, как местные носят, и заблеял: