Серебряная подкова - [7]
В Макарьеве и в Нижнем Шебаршин пользовался общим уважением за ум, доброту и честность. Его слова и обещания считались авторитетнее гражданских актов. Таков был человек, на твердую руку и преданное сердце которого смогла положиться Параша в самую тяжелую минуту жизни. Репутация лучшего землемера Нижегородской губернии дала Сергею Степановичу возможность немедленно получить хорошую службу. Передав Параше управление всем хозяйством, он большую часть временя проводил в служебных разъездах.
Между тем 20 ноября [По новому стилю 1 декабря] 1792 года в семье Лобачевских родился второй сын, Коля. Заботы в доме прибавилось.
Муж, еще раз вернувшийся после запоя и прощений, как прежде, не пытался взять на себя какую-либо ответственность за жизнь семьи. Безвольный и опустившийся, он принял заботу Сергея Степановича о своей семье как должное и был этим доволен.
С появлением у Параши второго сына домик на Алексеевской стал тесноват, и Сергей Степанович приобрел на Печерском поле новое владение и участок пустовавшей земли, где развел сад с оранжереей, не уступавшей аверкиевской. Разумеется, в новый дом переехали все вместе.
Хлопот у Прасковьи Александровны прибавилось. Но радостно было сознавать, как старый землемер дорожит каждой мелочью семейного уюта, которым она с любовью окружает его в недолгие приезды. Он отдохнет немного у семейного очага - и снова на другое утро дорожная коляска ждет его у крыльца. Кучер с трудом сдерживает резвых лошадей, Авдотья проворно укладывает в ящики под козлами и сиденьем кульки с домашней снедью. Маленький Саша сидит на коленях Сергея Степановича, старается заглянуть ему в глаза. Старик это видит и прячет в усах лукавую улыбку.
- А что, Парашенька, - говорит он, отодвигая пустой чайный стакан, - уж не проехаться ли вместе нам по хорошей-то погоде? Может, и еще кого-нибудь прихватим, а?
Саша не выдерживает.
- Меня! Меня! - кричит он. - Дядя Сережа, я уже большой, с кучером на козлах буду.
- Нет уж, - вмешивается мать. - Только со мной в коляске и недалеко, ведь Коленька дома...
- Устинья Коленьку с глаз не спустит, - говорит Шебаршин, поднимаясь. Поторопись, Параша, до жары овод не так пристает к лошадям.
Незаметно, казалось, вырос первый - Саша, но вот уже подрастает и Коля. Теперь он тоже получил место в семейных поездках за город, которые так радовали всех четверых. Сергей Степанович начал заниматься по вечерам с мальчиками, стремясь привить им любовь к землемерному делу. Те ликовали. Каждый вечер, проведенный с дядей Сережей, был для них настоящим праздником.
- Я примечаю, Парашенька, - хвалился он, - сколь полезны Саше наши поездки. С такой пытливостью следит он за действиями при размежевании, что... вот увидишь:
быть ему землемером! Слава богу, неплохая профессия, дельная. Надо бы определить его в Московскую гимназию.
Семью Параши старик давно уже почитал своей. И когда у Лобачевских родился третий сын, Алексей, он узаконил его как приемыша.
Муж Параши отнесся к этому равнодушно. Когда он изредка после разъездов появлялся в доме, дети сторонились его, как чужого. И тем горячее любили они сердечного Сергея Степановича.
Наступил 1797 год. Неожиданно губернскую межевую контору закрыли в Нижнем, и все чиновники были переведены в Уфу. Параша проводила туда мужа с чувством облегчения. Однако не предчувствовала, как скоро настанет конец ее мирной жизни. Прошла неделя, и Сергей Степанович тяжело занемог. Болел он недолго: вскоре попросил осунувшуюся от горя Парашу привести к нему ее детей - проститься.
- Не довелось мне, Парашенька, увидать, как они станут людьми. Придется тебе одной о них заботиться.
Пусть университет окончат. Все, чем владею, оставляю тебе в этом завещании, - старик дрожащей рукой протянул ей гербовую бумагу.
Вечером он скончался.
Параша с детьми остались жить в доме, завещанном ей Сергеем Степановичем.
В память о нем она всегда называла всех троих сыновей своих "воспитанниками умершего капитана Сергея Шебаршина".
Иван Максимович Лобачевский преспокойно служил в Уфе, не заботясь о том, как живется его семье, и только в 1800 году приехал домой на побывку. Радости от его появления в доме не было: трезвый, он упорно молчал и ни во что не вмешивался. Но вскоре снова начал выпивать, изводя жену придирками. Параша плакала. Вспышки мужа стали повторяться чаще, грубее, и с ним оставаться дальше было уже невозможно.
Осенью 1801 года, продав подворье в Нижнем, Прасковья Александровна с детьми вернулась в Макарьев, к своему отцу. Матери уже не было в живых.
В середине февраля меньшому, Алеше, исполнилось семь лет. Чтобы осуществить наказ покойного Сергея Степановича, Прасковья Александровна решила отправиться в Казань и устроить сыновей в гимназию. Для детей разночинцев добиться приема в гимназию, единственную тогда на весь огромный край от Поволжья до Сибири, было трудно. Сюда приезжали отовсюду, из отдаленных уголков страны, главным образом дети обеспеченных знатных родителей, а детям разночинцев устраивали особо строгие экзамены. Однако она решилась.
...И вот, погруженная в свои воспоминания, приближалась Прасковья Александровна к заветному городу. Резкий удар кнута по лошадиным спинам вернул ее к действительности. Вниз, по склону, тарантас покатился быстрее. Запрыгали узелки, дорожные корзинки с поклажей.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.