Серебряная подкова - [39]

За игрой Коля и не заметил, как подошел к ним Корташевский.

- Еще у калитки по радостным воплям догадался, где надо искать вас, улыбнулся он. - Здравствуйте, здравствуйте... Лобачевский, вы до которого часа ко мне отпущены?

Коля побледнел.

- Забыл! Совсем не спрашивал разрешения.

Корташевский развел руки в стороны.

- Беда мне с вами. Пойдемте, сейчас напишу записку Сергею Александровичу, если он еще не успел сообщить о вашем уходе инспектору... Городки не убирайте, - попросил он Ибрагимова, - и меня вы раззадорили.

В кабинете Корташевский быстро написал несколько слов на бумажке и протянул ее Коле.

- Теперь уже поговорить нам с вами некогда, придете в другой раз... Да! - Он порылся в книгах и вытащил одну, в синей обложке. - Вот вам биография Ломоносова...

Бегите!

Коля, схватив книгу, опрометью выскочил из комнаты, забыв даже поблагодарить учителя.

Спустя минуту Корташевский был на пустыре.

- Мальчик не совсем обыкновенный, - сказал он Ибрагимову, подбирая палку по руке. - Видит глубже своих сверстников.

- И я совершенно того же мнения, - отвечал Ибрагимов.

Коля видел во сне белое поле без конца и края. Резкий ветер наметает сугробы в рост человека, пересыпает снегом дорогу. Мороз крепчает. Коля бежит и бежит по дороге, чтобы не замерзнуть, но холод уже пронизывает его до костей. А дорога все тянется и тянется без конца. И не видно вокруг ни человека, ни зверя.

Наконец далеко впереди что-то зачернело на дороге Обоз! Люди! Коля, напрягая последние силы, догоняет их. Сани гружены мороженой рыбой. Кое-где рыбьи головы торчат из-под мешковины, зашпиленной деревянными колышками. Рты у них раскрыты, словно рыбы хотели что-то проговорить и не успели. Коля поравнялся у крайней подводы с плечистым подростком: закинув мешок за плечи, тот размашисто шагает по снегу. Лицо его знакомое. Где же они виделись?

"Эй, паренек, - обращается к нему Коля. - Куда спешишь?"

"В Москву".

"Зачем?"

"Учиться, - отвечает тот. - А зовут меня Михаиле".

"Я тебя узнал, - радуется Коля. - Ой, как пурга разыгралась. Не вернуться ли нам?"

Паренек упрямо трясет головой:

"Куда пошел - назад не возвращаюсь. И тебе не советую..."

Но тут взметнулся на дороге снежный вихрь - и сани с рыбой, лошади, паренек с мешком - все исчезло в непроглядной белой мгле...

Коля проснулся. В открытую форточку дует холодный ветер. Алеша и Саша мирно спят на соседних кроватях.

Коля поднялся, чтобы закрыть форточку, и видит на стуле книгу "Жизнь Ломоносова". Переложив ее на тумбочку, он вытаскивает из-под своей подушки другую книгу в красивой обложке. Надо прочитать. Хотя бы начало. Коля подошел на цыпочках к подоконнику и осторожно, так, чтобы не разбудить учеников, прикрыл форточку. Затем вернулся в постель. Прикрыв краем одеяла книгу, пробежал в предутренних сумерках первые строчки:

"Великий Колумб твердой рукой своей вел корабль в неведомое. Токмо он един мыслью предузнал бытие нового мира..."

- Коля, - послышался тревожный шепот Саши.

Спрячь тетрадку.

- Это книга.

- Какая? Ты что читаешь? - строго допрашивал Саша. - Я за тобой наблюдаю и вижу - прячешь. Запрещенное?

- Нет, из библиотеки взял... о Христофоре Колумбе...

- А... я подумал, что Григорий Иванович дал тебе также и "Слово о Ломоносове" Радищева.

- Разве оно запрещено? - удивился Коля. - Кем?

- Екатериной Второй. Она посадила его в Петропавловскую крепость, как "бунтовщика, хуже Пугачева".

Потом в кандалах отправила в Сибирь, через нашу Казань. Я не читал его сочинений, но слышл о них от Ибра

гимова. Того, кто читает или переписывает книгу Радищева, считают преступником.

- А где он сейчас? - поинтересовался Коля. - В Сибири?

- Нет, в могиле.

- Умер?

- Покончил самоубийством. Всего за месяц до нашего приезда в эту гимназию. В его бумагах нашли записку:

"Потомство отомстит за меня", - Какой человек погиб!

На минуту оба замолчали.

- Скажи, Саша, - первый заговорил Коля, - ты какую науку больше любишь?

- Философию.

- А можешь посвятить ей всю жизнь?

- Конечно. Если только буду знать, что людям принесет она пользу.

- Я тоже так, - обрадовался Коля. - Только ты философию любишь, а я математику...

- Ну, ладно, спи до звонка. Пока не пришел дежурный....

В этот день Коля еле-еле дождался конца уроков, И сразу же отправился к Григорию Ивановичу.

- Надеюсь, вы сегодня с разрешением? - улыбнулся Корташевский. - Раз так, то садитесь и рассказывайте, О чем хотите говорить со мной?

- О геометрии, - начал Коля. - Как ею заниматься?

С чего начать?

- Посмотрим, обсудим, - сказал учитель. - Вот вы "Жизнь Ломоносова" прочитали. Что из нее больше всего вам запомнилось? И что вы себе на память выписали?

- Я все помню, - ответил Коля. - Каждое слово. С тех пор как прочитал в первый раз, два года назад в Макарьеве, на чердаке дедушкиного дома. Поэтому и не выписывал.

- Напрасно. Там ведь прямо сказано, с чего начинать.

Корташевский раскрыл книгу.

- Вот вам на третьей странице такие слова Ломоносова: "...для приобретения большого знания и учености требуется знать язык латинский". А дальше, на шестой странице, послушайте, что говорит о Ломоносове автор предисловия к его сочинениям: "Через год после того настолько стал он силен в латинском языке, что мог уже сочинять небольшие стихи. Тогда начал учиться по-гречески, - чтобы, усвоив его, познакомиться с творениями математиков Эллады в подлинниках, не искаженных переводами..." Вот что следует вам запомнить из прочитанного, - сказал Корташевский и, отложив книгу, достал из ящика тетрадь в голубой обложке с черными краями. - Это "Слово о Ломоносове" Радищева. Прочту из него лишь одно предложение: "Познанием чуждого языка становимся мы гражданами той области, где он употребляется, собеседуем с жившими за многие тысячи веков, усваиваем их понятия, и всех народов и всех веков изобретения и мысли сочетаем и приводим в единую связь". Вы поняли?