Серебряная чаша - [56]

Девушка ужинала вместе о ним, но старалась есть мало, потому что отлично знала, какую угрозу для женского тела таит в себе обильная еда. Сегодня она тоже хотела слегка расслабиться — сбросила сандалии и растирала ухоженные пальцы ног. Ее черные волосы были в некотором беспорядке, а глаза прикованы к ярким огням ночного Иерусалима. Огни придавали городу сказочный вид. Мысли Елены были далеко, настолько далеко, что она даже забыла о присутствии Симона.

— Сегодня на моем выступлении присутствовал сам главный священник. Никто этого не знает, потому что он сидел на одной из террас, — с гордостью сообщил маг. — А я все видел. Я говорил тебе, что он послал в толпу своих храмовников и левитов[39]? Они выполняли указания главного. Как все рады тому, что я — Симон из Гитты — сделал для того, чтобы уничтожить Назарянина.

Казалось, девушка даже не слышала его слов. Она о чем-то вздыхала, играя прядями своих прекрасных волос.

Зачем я так долго ждал, не решаясь выступить в Иерусалиме? — продолжал Симон. — Я мог бы сделать это сразу после той беседы с Павлом в Самарии. Жалкий упрямец! Ты знаешь, что он мне ответил, когда я предложил купить у него за очень хорошие деньги дар языков и возможность творить некоторые их другие чудеса?

— Да-да! Ты мне тысячу раз рассказывал. У меня уже уши вянут, когда ты начинаешь снова.

— Он ответил: «Твои деньги считают вместе с тобой, потому что ты осмелился заявить, что дар Господа можно купить». Он заявил, что я должен все бросить и стать обычным простым последователем. Я рассмеялся ему в лицо. Я — Симон из Гитты — не имею ничего общего с рыбаками и пастухами, которые ходят за ним толпой. Уже тогда я был известным волшебником, умел из ничего высекать огонь, просто трюк еще не был до конца отработан. Если бы они взяли меня к себе, то я быстро бы стал главным, они это отлично поняли. Поэтому и приняли меня так холодно! И Филипп, и этот Петр со своей круглой головой и огромными руками… Они только обрадовались, что я не последовал за ними.

— Да, — повторила Елена, — этими самыми словами ты уже много раз рассказывал мне эту историю.

Симон сел на ложе и внимательно посмотрел на девушку. Его глубоко посаженные глаза горели честолюбивым пламенем. Да, в такие минуты маг действительно казался величественным и полным сил.

— Но жребий брошен! Да, я был прав в своем ожидании. Теперь у меня нет соперников. Обо мне услышал сам император Нерон! Он хочет видеть меня, но прежде чем я отправлюсь в Рим, я должен показать чудо с пламенем в других городах — Кесарии, Антиохии, Дамаске, Трое, Кесарии Флипповой[40]. С Ананием все обговорено. Я, Симон из Гитты, должен показать миру, что могу сделать то же самое, что делал Иисус из Назарета.

Елена привстала с горы подушек, на которых полулежала.

— Сегодня вечером во время трюка с отрезанием головы, ты был слишком груб, — проворчала она.

— Трюк? Послушай, детка, я терпеть не могу этого слова. И не раз, по-моему, говорил тебе об этом.

— Даже слишком часто. Только я не знаю, как еще это можно назвать.

— Я тебе не какой-нибудь обычный трюкач! Я даже больше, чем маг. Сегодня вечером среди тысяч восхищенных глаз были и глаза священников из Храма. Я почувствовал это. Почувствовал, как никогда.

— В самом деле? — переспросила девушка, взяв с блюда горсть вишен. — Ну и кто же ты теперь, а?

Воцарилось довольно долгое молчание, а потом выражение лица Симона изменилось. Его рот свела судорога, а глаза выкатились из орбит, будто собирались выпрыгнуть наружу.

— Когда я предстану перед Нероном, — заявил он, — я не надену своего волшебного плаща.

Елена даже подскочила от неожиданности. Глаза ее, обычно озорные и нежные, стали жестокими.

— Ты что — сошел с ума? Ну-ка скажи, на что ты способен без этого плаща? Что ты можешь без него? Отвечай!

— Послушай меня. Сегодня вечером я заметил, как в моей крови закипела странная, доселе незнакомая сила. Это астральный свет, который разрешит мне творить чудеса, которые совершал Иисус из Назарета.

Елена резко отодвинула от себя блюдо с фруктами и возмущенно всплеснула руками:

— Вот это го-то я и боялась! Я со страхом наблюдала, как с каждым выступлением эта блажь все больше и больше берет над тобой верх! Послушай-ка меня хорошенько, ты, на которого снизошло озарение. В тот день, когда ты оставишь дома плащ со своими хитростями, наступит конец. Конец для тебя! Ты поднимешься на помост и… не сможешь сделать ни одного трюка. Ни одного! И знаешь, что произойдет тогда? Толпа будет насмехаться над тобой, ты перестанешь быть самым великим магом в мире. Люди больше не дадут тебе и ломаного гроша. Все отвернутся от тебя!

— Дитя мое, ну что ты, малышка! — запротестовал Симон.

— Давай попробуй выступить без плаща, — отозвалась Елена. — Тогда мы и посмотрим, малышка я или нет.

В голосе Симона появились просительные нотки:

— Ты же ничего не знаешь о тех откровениях, которые снизошли на меня. Ты не знаешь о магической силе, которую я чувствую. Нет, ты просто не можешь понять меня!

— Судьба дала тебе самый крупный шанс из тех, что она дает смертным. Надо только протянуть руку… А ты все хочешь испортить только потому, что какая-то блажь вступила тебе в голову. Ты говоришь, что я не могу тебя понять? Наоборот: я понимаю. Я все отлично понимаю! Сегодня похвалы и лицемерие этих людей из Храма ударили тебе в голову, и ты вообразил, что можешь творить чудеса. Хотя сам в душе отлично осознаешь, что способен только имитировать их с помощью различных трюков!