Серебряная чаша - [48]

Василий поспешно набросил тряпку на начатый бюст.

— Они что — уже пришли сюда?

Бенхаил покачал головой:

— Нет, так близко они пока не добрались. Большая удача, что им не удалось опознать девушку, которая живет в этом доме. Да, обычно свойственное ей хладнокровие сегодня покинуло ее. Но если они доберутся до мастера, то, естественно, схватят и главную зачинщицу всех беспорядков. Как бы обрадовался славный Ананий — нанести удар по нашему хозяину, схватив его внучку!

— А где… где она сейчас?

— Она уже в дороге, по пути к одной из своих родственниц, которая живет на севере Иерусалима. Когда она уезжала, вид у нее был довольно печальный. Ее сопровождает целый отряд слуг, во главе которого стал сам Адам-бен-Ахер. — Бенхаил снова подошел к двери, резко открыл ее и выглянул в коридор. — А теперь пойдем со мной. Вещи тебе принесут немного позже. А вот бюст захвати с собой. Его не должен никто видеть.

Комната, в которую привели Василия, находилась внизу среди складских помещений. Сразу было ясно, для чего она предназначалась: найти ее было трудно, маленькую дверь скрывали мешки с мукой. В комнате не было ни одного окна, и, как только они вошли, Бенхаил зажег масляную лампаду. Воздух был тяжелым, но вкусно пахло зерном.

Бенхаил огляделся вокруг и подмигнул молодому человеку:

— Все в доме будут знать, что ты здесь. Все, кроме Аарона. Ведь у нас вроде заговора против него — он окружен стеной молчания. Он вообще не знает, что такая комната существует.

— Но можно ли положиться на слуг? Сохранят ли они тайну? — спросил Василий со страхом.

Бенхаил сцепил вместе пальцы левой и правой рук и потряс ими перед лицом Василия:

— Вот так! Мы крепки, как эти сложенные пальцы. Ничего не бойся, парень! У тебя много друзей среди рабов. Кстати, Эбенейзер считает, что ты похож на молодого Давида, только с резцом вместо арфы. Хотя я думаю, что он загибает…

Бенхаил выполнил свое дело и мог уйти, но он задержался, чтобы рассказать Василию последние новости.

— Римляне заперли Павла в крепости. Главный священник и Самуил ужасно разозлились, что жертва ускользнула. Они так тщательно готовили убийство, а оно провалилось. Еще, конечно, их злит исчезновение девушки и мастера, который помог ей бежать.

— А что римляне собираются сделать с Павлом?

— Главный священник настаивает, чтобы его судил Синедрион, и если Лузиас передаст им Павла, то они просто убьют его. Но ходят слухи, что, когда его собирались бить розгами, Павел заявил Лузиасу, что он римский гражданин. Поэтому его теперь не посмеют выдать храмовникам.

В душном и темном убежище, позади мешков муки, Василию трудно было следить за временем, он мог ориентироваться только по шуму работающих на складах людей. Звуки были слабыми, молодому человеку приходилось напряженно прислушиваться, но это было его единственной связью с внешним миром. Когда Бенхаил пришел в нему снова, по подсчетам Василия, было далеко за полдень следующего дня. Вид гостя говорил о том, что дела не так уж плохи.

— Все успокоилось, — заявил он. — Ананий продолжает требовать выдачи Павла, но Лузиас настроен решительно и не намерен уступать: он собирается отправить пленника в Кесарию, где его по закону будет судить римский трибунал. Хозяйка жива и здорова. Она благополучно добралась до своей родственницы.

Василий с облегчением вздохнул:

— Значит, опасность миновала.

— Я бы не радовался заранее, — заметил Бенхаил, внимательно глядя на молодого художника. — Я слышал, что Ананий очень интересуется головой Павла, которую ты потерял в тот самый день. — Маленький человек уже направился к двери, но тут остановился и добавил: — Несколько дней назад в городе появился Симон Волшебник. Сам Ананий дал ему на это разрешение. Ему даже выделили место. Вот так… Удивительные вещи здесь происходят, вот так-то, молодой человек.

2

Два дня, проведенные в полумраке тайного убежища, довели Василия до тяжелой депрессии. Тут было слишком душно, постоянно колеблющийся свет резал глаза, жуткая мигрень раздирала виски. Молодой человек не мог ни работать, ни спать и уже даже не был в состоянии контролировать свои мысли. Горячечное воображение рисовало ему законченную чашу. Перед глазами стоял весь рисунок, который ему предстояло сделать. Он видел нить, украшенную виноградными листьями, которая должна была опоясать чашу, видел между листвой и плодами лица двенадцати, которые ему еще предстояло изваять. Основу чаши он собирался вырезать в виде цветка лотоса и с двумя рядами лепестков. Увы, прекрасное видение то и дело ускользало от него, а в голову лезли непослушные тягостные мысли.

На третью ночь Василию приснился сон, который был так похож на реальность, что он долго не мог избавиться от ощущения, что все происходило наяву. Он лежал на кровати, лампа почти погасла, и свет слабо колебался в вязкой тишине комнаты. Вдруг рядом с ним появился Игнатий. Он смотрел на молодого человека глазами, полными печали.

— Сын мой, — сказал тот, кто некогда был самым богатым купцом в Антиохии. — Я пришел просить тебя об одном одолжении. Ты должен получить наследство, которое у тебя бессовестно украли из-за твоей собственной беспечности. Я очень несчастлив, сынок. Меня обвинили в жадности и жестокости, и если не вынесли еще окончательно приговор, то только потому, что я собирался отдать свои богатства на благое дело. Пока для меня не все потеряно. Но если ты не получишь наследство, то меня никогда не освободят от страданий. Ты должен добиться справедливости и употребить мои деньги так, как я просил тебя.