Серебро далёкого Севера - [94]

— Смотри-ка, настоящая бронза! — обрадовался Юрай, сосредоточенно вслушиваясь в долгий и низкий вибрирующий звон, которым отозвался гонг. — Стало быть, в скиту есть справный мастер по металлу, а не абы какой кузнец. Что не может не радовать…

Сплавить в устойчивый крепкий сплав несколько основных металлов, как в нынешнем случае медь с оловом — для этого требовалось незаурядное мастерство. Стоит лишь едва ошибиться в пропорциях, в жаре кузничного огня или в отжиге готового сплава, и — поминай, как звали: прочность «составного» металла оказывалась безнадежно утеряна. Мало того, что вместо протяжного звона гонг будет издавать тогда лишь жалкий хрип или треск. Впридачу и диск, и бùло рассыплются на куски не позднее пятого удара! А отчетливый металлический блеск на том молоте, который Зборовский уже успел вставить обратно в кольцо-державку — такой блеск выдавал частое и регулярное его использование. И, тем самым, еще раз подтверждал высокое качество бронзы. Юраю же сейчас нужен был вот именно, что добрый мастер, понимающий толк в металлах и сплавах. Был нужен, чтобы посоветоваться о том материале, из которого было сделано подаренное валькирией кольцо.

Кольцо это не давало Отшельнику покоя вот уже третью неделю. По удельному весу материал подарочка из Валгаллы больше всего напоминал так называемый «мишметал» — сплав равных пропорций всех пяти основных металлов, от золота и до олова. Но мишметал, помимо того, что был окрашен в цвет лошадиного дерьма, впридачу обладал и его же, лошадиного дерьма, прочностью — то есть без труда гнулся в пальцах, да и процарапать его можно было едва ли не ногтем. Кольцо же Танненхильд, напротив, было твёрдым и отчетливо холодным на ощупь, напрочь выламываясь изо всех невеликих познаний Юрая о металлах и сплавах…

В этот момент неторопливые размышления алхимика были прерваны металлическим лязгом, с которым в воротах открылось небольшое зарешеченное окошко. Появившийся в просвете хмурый детина проскрежетал голосом, не уступавшим по заскорузлости скрипу засова:

— Кто такие будете, по которому делу?

— Слышь-ка, любезный! — в голосе Зборовского неожиданно заиграли властность и твердость. Этакие типично казарменные интонации, от которых Юрай успел уже и поотвыкнуть: с ним самим Влад разговаривал весело и по-дружески, а из посторонних они за всю дорогу от белозерской столицы общались только с содержателями и обслугой постоялых дворов, которые и без того только и знали, что лебезили перед знатными и денежными гостями.

— Ты передай там, любезный, что его преподобие господин Юрай, личный советник и посланник Великого князя Энграмского, желает видеть настоятелей Скита по делу государственной важности! Да поживее: не для того мы две страны, почитай, насквозь проехали, чтобы тут у ваших долбаных ворот галок считать!

Конечно, колдовству Влад никогда не учился и отродясь его не практиковал. Но оказалось, что хорошо поставленный командирский голос способен, при случае, вполне заменить самую что ни на есть изощренную магию. Уже через несколько мгновений ворота, как по волшебству, отворились — причем безо всякого скрипа.

— Добро пожаловать, гости дорогие! Вы к кому направляться изволите, к белым али к черным?

Вопрос был не в бровь, а в глаз… Вопрос из вопросов, можно сказать, но энграмцы были к нему уже готовы За время поездки Юрай с бароном успели хорошенько подработать свою легенду и приспособить ее к теперешнему положению дел.

Проблема заключалась в том, что специально заготовленная для Юрая нательная армитинка, которую он собирался и должен был надеть перед разговором с монахами, бесследно исчезла где-то на пути из Змийгорода к Всесвятскому посаду: то ли выпала из сумы, пока они отбивались от грабителей, то ли осталась валяться на лугу в Бородаевой роще, то ли от нее избавился Всесвят, пытаясь привести в чувство незадачливого энграмского волшебника-недоучку. Но скорее всего, богословский амулет просто не прошел того спонтанного и отчаянного телепорта, который ничтоже сумняшеся устроил тогда Юрай: колдовские процедуры и предметы Культа плохо совместимы друг с другом, и принцип «магия отдельно, религия отдельно» был известен и старательно соблюдался в Круге Земель повсеместно, по обе стороны от той незримой разделительной линии, что пролегала между волшебниками и жрецами.

Представлять же себя богословом и священнослужителем без символа веры на шее — это означало бы моментально выставиться даже не самозванцем, а просто дураком. Но Зборовский, не задумываясь, нашел остроумный выход из затруднительного положения: всякому известно, что лучшие сорта лжи приготовляются из полуправды, а уж этому поварскому искусству у барона можно было учиться и учиться. Так что, вместо того, чтобы замазывать проблему, решено было выпятить ее на всеобщее обозрение.

— И к тем, и к другим, любезный! Нам желательно встретиться с обоими предстоятелями, и при этом одновременно.

«Ага, а хлеба можно не давать вовсе», — ехидно продолжил внутренний голос Юрая. Но дьяк-привратник, хотя и изобразив некоторое недоумение на лице, тем не менее согласно свистнул и призывно помахал рукой сначала в одну сторону, в направлении желтовато-белой, песчаного цвета башни полухрама Армана — а потом и в другую, к приземистому темно-красному сооружению, в котором угадывалось капище Тинктара.