Серебро далёкого Севера - [17]

— Тот самый барон?

— Он самый, холера ясная! Ну что, тикать будешь?

Юраю и действительно хотелось сбежать на другой край света. Приди барон один, знахарь вполне мог бы так и поступить: сняться с места, и поминай как звали. Если бы не дама. Увидев ее, Юрай прежде всего испытал острый приступ физического желания до ломоты в костях. От нее пахло похотью, как от мартовской кошки, причем похотью утонченной и изысканной. К ней влекло. Но был еще какой-то запах сверх того, что-то совсем другое, едва уловимое, забытое с незапамятных времен… Внезапно пришедшая догадка настолько ошарашила его, что он с размаха опустошил свой стакан водки одним глотком. Это была волшебница! «Точно, профессиональная волшебница. Трансформантка, и причем сильная. В защитном слое — „огненный шар“, „вязкий щит“ и регенерация. В атаке не особенно хороша, зато мощно обороняется. Слабый аналитик, но эмпатия на самом высоком уровне. Сопряжена со стихией воды, вторая специализация — эфирный поток…». Все нужные слова приходили на ум сами собой, высыпаясь из дальних закоулков памяти, как горох из прохудившегося мешка.

— Боги, ну за что же мне такое! — взмолился он чуть не вслух. — Пятнадцать лет назад всё это знание и умение единым разом вычеркнули из моей жизни, лишь по какому-то недоразумению забыв при этом вычеркнуть из нее меня самого. Так почему же эта долбаная память никак не даст мне покоя, снова и снова настигая в разных местах и в разных обличьях?

— Славко, друг, неси еще водки! Сегодня я буду пить, и много!

Впрочем, уже на третьем стакане его вывернуло наизнанку, так что трактирщик вместе с Настёной с трудом доволокли приятеля до дома и уложили на кровать как был, не раздевая. Потом со спокойной совестью разошлись по домам: «Проспится — протрезвеет.»

Но увы, не судьба была Юраю выспаться в эту ночь. С первыми лучами рассвета в селение въехал десяток гвардейцев великокняжеской конной стражи во главе с ротмистром. Крепкий удар подкованым сапогом снес дверь Юраевой избы с петель, а пара солдатских кулаков мигом протрезвили алхимика, содрав ему до крови кожу на скулах. «Клац!» — защелкнулись кандалы на руках. Картина Рейпена «Приплыли».

…Сон, который приснился в эту ночь Тациане, был продолжением предыдущего. Она снова шла по лесу, только теперь уже ведя с собой за руку маленькую Иду. И мужчина, показавшийся им навстречу, был все тем же мальчишкой из первого сна, с теми же завораживающими глазами, но сейчас он стал заметно старше, его волосы потемнели и завились, а во взгляде появилась сдержанность и утомленность. Он поравнялся с ними, небрежно скользнул взглядом по двум фигурам — взрослой женщины и маленькой девочки — и уже шагнул было дальше своей дорогой, когда Тациана остановилась и повернулась к нему:

— Подожди, милый человек, ты же обещал показать мне путь к счастью!

— К счастью? А где оно, счастье-то? Никогда его тебе не найти, хорошая. Ты запомни накрепко: единственное, что тебе подвластно — это не упустить свой случай, когда счастье само тебя разыщет.

И мужчина засмеялся странным скрипучим смехом…

В этот момент Тациана проснулась. Было раннее утро, но скрип продолжался и наяву. Вскочив с кровати и подойдя к окну, княгиня увидела совершенно немыслимое зрелище: во внутренний дворик дворца въезжала телега. Раздолбанная и скрипучая крестьянская телега — и это при том, что подъезд ко крыльцу великокняжеских покоев дозволялся и не всякой золоченой карете с баронским гербом! Сопровождавший телегу офицер спешился, небрежно кинув поводья слуге, и быстрым шагом прошел в покои мужа. А мужик, сидевший на телеге под присмотром двух солдат, пока что растерянно озирался вокруг. Его лицо было избито до крови, а руки скованы кандалами, но когда он поднял глаза и Тациана поймала его взгляд, ее пронзила острая душевная боль: это был тот самый мужчина из ее сна. Те же темно-карие глаза, те же вихры, то же лицо.

Спустя некоторое время давешний офицер вернулся на улицу, махнул рукой, и кареглазого незнакомца поволокли к боковой двери, ведущей в подвал — стало быть, в личную тюрьму Его Высочества для особо важных государственных преступников. Посланная чуть позже за уточнениями служанка подтвердила Тациане, что так оно и есть.

День во дворце двигался своим чередом. Княгиня неторопливо подождала, пока прислужницы расчешут ей волосы, сделают массаж и маску на лице, а потом помогут одеться и накроют завтрак. Навестила дочку и поиграла с ней полчаса в куклы и кубики. Затем продиктовала несколько писем, выпила чашку кофию, одновременно слушая наигрыши арфистки… Но все эти часы лицо утреннего незнакомца стояло у нее перед глазами, не отпуская. И чуть после полудня она в непарадном, но подчеркнуто элегантном платье подошла к кабинету в «мужской» половине дворца, где, как пояснил ей старший камердинер, сейчас находился ее муж.

— Доброе утро, дорогая! Могу я осведомиться, что привело к нам нашу дражайшую супругу в столь неурочный час? — спросил Ренне, поднимая голову от бумаг.

— Неодолимые слабости женской натуры, Сир. Слабости женской натуры, имя которым — сострадание и милосердие. Сегодня рано утром я наблюдала во дворе странную картину… И странного человека…