Сердобольная. Первый Спас - [5]
— Дети? — крикнула Ирина.
— На сенокосе, — отвечала рыдавшая попадья.
— А… муж? — чуть слышно добавила несчастная.
Ответа она не получила и по лицу матушки все угадала. Она, спотыкаясь, пошла домой, где увидала полный разгром. Но не в вещах, не в деньгах тут было дело, а в человеке, которого она любила и который теперь для нее погиб! Она знала очень хорошо, что Петр, даже в помыслах неповинный, теперь погиб.
Ирина упала ниц на пол и точно замерла. Она не слыхала, как ее прыскала водою матушка и как она вместе с работницею положила ее на постель, где вечерком и застали ее дети.
Ерема
Но не такая была Ирина, чтобы позволить себе захворать и лежать в бездействии в такое трудное и тяжелое время. На другой день она была уже на дворе и складывала сено, привезенное работником во двор для просушки. Бежать в Москву и узнавать что-нибудь о муже было бесполезно. Что могла она сделать? Она могла только погибнуть с ним и оставить детей сиротами. На это она не имела никакого права и знала очень хорошо, что Петр не одобрил бы этого.
Прошло несколько дней. Сенокос у них подвигался очень плохо и у всех точно руки опускались.
В это самое время пришел к ним странник Ерема и когда Ирина рассказала ему, как было все дело, он опустил голову и долго сидел молча.
— Отдохну сегодня, а завтра пойду в Москву, — сказал странник, — там что-нибудь узнаю.
— Батюшка Еремушка! — говорила Ирина, — иди, разузнай! Есть у меня там близкий человек, в стрельцах, — не знаю, жив ли! — Федор по имени и Козел по прозванию. Службу он нес в царских палатах и всегда мог разузнать, что нужно. Найди ты его, родной, и скажи ему, что, ради памяти моих родителей, прошу я его узнать все и пособить мне.
— За твою ласку и добродетель сделаю что хочешь. Только, Ирина Ивановна, на хорошее не надейся, и лучше молись за своего Петра.
Странник Ерема был собран в дорогу так, как собирают родного сына. Ему дали не только харчей, но Ирина сходила в баню и оттуда принесла денег.
И вот поплелся наш странник, передвигая свои ноги, привычные к ходьбе.
Ирина же не только часы, но и минуты считала. Настя служила ей большим утешением: она в это время точно выросла и перестала быть девочкою, а Ирина Ивановна перестала от нее таиться и все ей рассказала. Настя узнала, как князь Андрей Курбский не мог более терпеть обиды от царя и задумал уйти в Литву. Но уйти такому боярину из Москвы было нелегко и вот он ждал случая. Царь отправил его на войну в Ливонию и князь оттуда уехал в Литву к королю Сигизмунду-Августу, который принял его с большим почетом.
— Ну, подумай, — продолжала она, — как разгневался царь, когда узнал, что он ничего не может сделать с ослушником! Ну, и начал он хватать его приближенных… Прежде всего он замучил и потом казнил Василия Шибанова, твоего дядю…
— Да за что же, мама?
— А за то, что тот помог князю бежать, а может и не помог, мы ведь этого не знаем…
— И какой же царь-то злой!
— Злой-то он злой, это правда! Только озлобили его бояре, а теперь сами и платятся. Как он был малым ребенком да круглым сиротой, так всего в своих хоромах натерпелся: и голодно-то и холодно ему бывало, а перед ним бояре все дрались из-за власти. Я думаю, как растет, так ребенок, так невольно каждый день думает: «Вот постойте! как выросту да возьму свое, задам вам!».
Последний довод подействовал на Настю и она стала говорить о царе, как о несчастном.
Прошла еще неделя и, наконец, появился странник. Он точно еще больше постарел. Войдя в избу и поклонившись иконам, он присел молча на лавку. Детей дома не было и только Ирина Ивановна одна встретила его и с ужасом ждала, что он ей скажет. Наконец, старик заговорил:
— Лучше бы мне не приходить к тебе! Теперь ведь уж хорошего ничего быть не может…
— Федора нашел?
— Нашел… Хороший парень.
— Очень хороший!
Разговор опять остановился.
— Еремушка! — вскинулась наконец Ирина, — не томи же меня… не мучь… Казнили?
— Нет еще.
— Не мучь же, говори все, как было!
— Ну, так слушай! Пришел я в Москву и пошел искать Федора стрельца.
— Нашел?
— Не скоро, а нашел. Долго он не верил мне, что я прислан от тебя, но наконец поверил и рассказал мне, что Петр сидит в темнице, что водили его на допрос, а будут ли казнить и когда, ничего неизвестно, что к нему можно пройти со священником. Я — к этому священнику… Валялся у него в ногах, заклинал и уж чего не делал, и вот он обещал меня взять с собой. Я ходил к нему и утром и вечером, и вот, наконец, он говорит мне, чтобы я посидел, подождал, пока он пойдет обходить заключенных. Ну, и пошли мы. Много келий обходили — все не тот. Наконец пришли в одну, смотрю на полу сидит наш Петр!..
— О, Господи! Узнал тебя?
— Постой, не перебивай. Сидит на полу, а ноги в деревянных колодках…
Как он взглянул на меня, так весь затрясся и позеленел. А священник — добрая душа! — и говорит: «Дай ему попить водицы». Я взял кувшин и наклонился к нему. — Ирина прислала меня к тебе, — сказал я ему. — «А она еще цела? Так вот, что ты ей скажи: не сегодня, завтра и ее схватят, и чтобы она не мешкая уходила бы в монастырь. Буду ли я жив или нет, все равно, — пусть идет в монастырь… Ваню пусть она отдаст отцу Даниилу, а Настю может взять с собой. Только в монастыре она и будет цела… Из монастыря не возьмут». — Все скажу, — отвечал я, и после этого мы вышли.
