Сердце Змеи. Час Быка - [138]

Жестокость государственного олигархического капитализма неизбежно делает чувства людей, их ощущение мира мелкими, поверхностными, скоропреходящими. Создается почва для направленного зла — Стрелы Аримана, как процесса, присущего именно этой структуре общества. Там, где люди сказали себе: «Ничего нельзя сделать», — знайте, что Стрела поразит все лучшее в их жизни.

Впервые Чеди упрекнула себя за самонадеянность, с которой взялась изучать социологию такой планеты. Ей не хватало непоколебимой уверенности Эвизы и глубины Фай Родис.

А Эвиза Танет в эту минуту обдумывала свое выступление на конференции. Как не обидно, не вызывая чувства унижения, рассказать врачам Торманса о гигантской силе земной медицины рядом с поразительной бедностью их науки?

Она уже видела врачей — подвижников и героев, работавших не щадя сил, день и ночь, боровшихся с нищетой госпиталей, с невежеством и грубостью низшего персонала, ненавидевшего и проклинавшего свою работу, плохо оплачиваемую, грязную, непочетную. Больные в подавляющем большинстве были «джи», а низший персонал — «кжи». Эти разные классовые группы относились друг к другу с ненавистью, и положение больных становилось трагическим. Обычно близкие прилагали все усилия, чтобы помочь больным преодолеть болезни дома. С хирургией это было невозможно — душные, переполненные палаты послеоперационных больных с их специфическим запахом долго снились Эвизе, перебивая ее грезы и воспоминания о Земле.

Эвизу приютили инженеры из класса «джи», люди, стоявшие повыше на иерархической лестнице. Потому и комната и кровать у нее были немного просторней, чем у Чеди. Каждая ступень в иерархии Торманса выражалась в каком-либо мелком преимуществе — в размерах квартиры, в лучшем питании. Эвиза с удивлением наблюдала, с каким ожесточением люди боролись за эти ничтожные привилегии. Особенно старались пробиться в высший слой сановников, стать «змееносцами», где привилегии возрастали до максимума. В ход пускались и обман, и клевета, и доносы. Подкупы, рабское усердие и звериная ненависть к конкурентам — Стрела Аримана неистовствовала, отбрасывая с дороги порядочных и честных людей, умножая негодяев среди «змееносцев»…

В день конференции Эвиза, бодрая и цветущая, входила в служебное помещение Центрального госпиталя. Прошла через камеру облучения и дезинфекционный коридор в маленький холл и остановилась там посмотреть на себя в зеркало. Из соседней, курительной комнаты через приоткрытую дверь доносились громкие голоса. Говорившие не стеснялись. Эвиза поняла, что разговор идет о ней. Собравшиеся на ритуал курения молодые врачи наперебой высказывали восхищение гостьей в такой форме, что Эвиза не знала, смеяться ей или негодовать.

— Меня в дрожь бросает, когда она проходит, — слышался высокий тенор, — желтые глазищи сияют, груди рвут платье, ноги, ах, какие ноги!..

Эвиза внезапно вошла в курительную комнату. Трое молодых врачей, дымивших трубками, приветствовали ее. Эвиза оглядела их смеющимися глазами, и те поняли, что она слышала если не все, то многое.

Они смущенно потянулись следом за Эвизой, спешно загасив трубки, а та придала своей походке характер эротического танца, чтобы «наказать» молодежь за грубую эротику разговора. Взволнованное дыхание позади свидетельствовало об успехе ее озорства.

Величественный главный врач госпиталя, во всегдашней одежде медиков Ян-Ях — ярко-желтом халате с черным поясом и желтой же мягкой шапочке, в очках, увидев Эвизу, растянул в улыбке тонкие неприятные губы хитреца и брюзги. Зоркие прищуренные глаза быстро обежали ее наряд, казавшийся ярким из-за полного соответствия с фигурой, настроением и гордым лицом хозяйки.

— Пойдемте в мою машину! — И, не дожидаясь согласия, главный врач повлек гостью к боковому выходу, где его ожидал длинный и узкий транспортный механизм.

Конференция должна была происходить в загородном дворце, машина добиралась туда по крутой дороге, обгоняя множество пешеходов. В одном месте Эвиза обратила внимание на старую «джи» с тяжелой коробкой на плечах и невольно сделала жест, чтобы машина остановилась. Но шофер даже не затормозил. На удивленный взгляд Эвизы главврач только нахмурился. Они подъехали к зданию с обветшавшими архитектурными украшениями из громадных каменных цветов. Высокая стена кое-где обвалилась, а трехъярусная надвратная башенка была разобрана. Но сад, окружавший здание, казался густым и свежим, без печати увядания, лежавшей на засыхавших парках и садах внутри города.

— Вы удивились, я заметил, что мы не подвезли старуху? — косясь на идущую рядом Эвизу, начал главный врач.

— Вы проницательны.

— У нас нельзя быть слишком добрым, — как бы оправдываясь, сказал тормансианин. — Во-первых, можно получить инфекцию, во-вторых, надо беречь машину, в-третьих…

Эвиза остановила его жестом.

— Можно не объяснять. Вы думаете прежде всего о себе, бережете машину, это примитивное изделие из железа и пластмассы, больше, чем человека. Все это естественно для общества, в котором жизнь меньшинства держится на смерти большинства. Только зачем вы посвятили себя медицине? Есть ли смысл лечить людей при легкой смерти и быстром обороте поколений?