Сердце в подарок - [25]

Он вздохнул, продолжая размышлять о только что услышанном. Узнав правду о Франко, Оливия, должно быть, оказалась на грани срыва. Донашивая ребенка, от которого брат определенно отрекся бы, она пришла на его похороны. Посчитала своим долгом сказать последнее «прости» отцу своего еще не рожденного сына. Для этого потребовалось немалое мужество.

Пьетро было больно видеть, как она плачет. От захлестнувшей его волны сострадания и чувства отвращения к самому себе за все эти резкие выпады в ее сторону у него почти перехватило дыхание. Он взял ее лицо в свои ладони, всем сердцем откликаясь на горестное выражение больших серых глаз.

— Не плачь, Оливия, — прошептал он. И поцеловал ее.

7

Волна чего-то возвышенного, не поддающегося определению, подхватила Оливию и перенесла куда-то. Может быть, так чувствуют себя обитатели райских кущ?

Восхитительное наслаждение, пробежавшее жаркими щупальцами по всем ее нервным окончаниям, как только их губы соединились, еще долго давало себя знать, лишая способности пошевелиться. Она могла только недвижно стоять, захлебываясь жидким пламенем и прерывисто дыша, пока пальцы Пьетро медленно перебирали ее волосы, а рот не отрывался от ее губ.

Ее сознание затуманилось, все чувства, полностью плененные, сосредоточились на поцелуе, на том, как его язык нежно раздвигает ее губы. Она не сопротивлялась происходящему, испытывая неописуемые и невообразимые ощущения.

Как только Оливия почувствовала, что он собирается прервать поцелуй, лишая ее ни с чем не сравнимого удовольствия, из ее горла вырвался протестующий стон. Она прижалась к его горячему, твердому телу с желанием потеряться в охватившем ее пьянящем ощущении. Олли словно действительно попала в рай, о существовании которого знала лишь понаслышке.

Его поцелуй сразу же стал еще упоительнее, послышался ответный стон, крепкие руки скользнули вниз и требовательно пробежали по выпуклым формам соблазнительного женского тела. Все это распалило ее так, что она уже не соображала, что делает, пока Пьетро вдруг не отстранился, высвобождаясь из ее страстных объятий. Когда Оливии удалось сфокусировать свой взгляд, она увидела, что почти сорвала с него рубашку в неистовом желании почувствовать его плоть своей кожей.

Молодая женщина покраснела от испытанного глубокого чувства стыда, едва сдерживая дрожь. Что он теперь может подумать о ней? Что несчастная помешана на сексе? Что ее только приласкай и она готова отдаться? Как можно! Я ведь едва не изнасиловала его, испугалась она, и, если бы он не остановился, пораженный моей ненасытностью, только Бог знает, что могло бы произойти дальше!

Как одновременно могут уживаться в душе и страстное желание вернуться в его объятия и отчаянное стремление оказаться в миллионе миль отсюда? Оливия зажала рот дрожащей рукой, чтобы не закричать.

— Прошу прощения. Я не должен был позволить себе такое.

Голос Пьетро прозвучал как-то вяло, но Оливия заметила, как дрожали его пальцы, пока он застегивал пуговицы на рубашке и заправлял ее в брюки. Испытывая глубокий стыд от того, что натворила, Оливия отвела взгляд от его внимательных глаз. Он прав. Разумеется, не следовало целоваться. Хотя это было так здорово, просто божественно... Но поцелуй создал больше барьеров, чем сломал.

— Я иду в дом, — объявила мисс Добсон, не в силах выносить и дальше затянувшееся молчание. От смятения ее голос прозвучал фальцетом.

С трудом заставив себя тронуться с места, Оливия зашагала по лабиринту тропинок, пребывая почти в состоянии транса.

Она попыталась успокоить себя: оставалось надеяться, что случившееся, по крайней мере помешает ему в дальнейшем настаивать на том, чтобы они с ребенком оставались здесь. А еще на то, что он перестанет сомневаться в мотивах ее возвращения в Англию.

— Нам сюда.

Пьетро подхватил ее под локоть и помешал войти в дом через открытые стеклянные двери, ведущие в комнату Никколо. Прикосновение теплой руки Пьетро к ее коже было поистине электризующим. Но Оливия старалась не поддаваться вновь охватывающим ее ощущениям. Усилием воли она сумела взять себя в руки, окатить своего спутника ледяным взглядом и оторвать его длинные тонкие пальцы от своего локтя. Высокие аскетические скулы Пьетро окрасились легким румянцем, а темные глаза заискрились гневом.

— Не паникуйте, я не собираюсь грешить с вами, — проворчал он, растягивая слова, и тут же пожалел о своем неуместном сарказме, заметив, что она побледнела и прикрыла длинными ресницами глаза.

Проклиная себя за необъяснимую потребность упрекать беззащитную женщину в том, что та отвергла его дружеское прикосновение, Пьетро с силой сжал челюсти. Ведь она совершенно права, уклоняясь от нежелательной, по ее мнению, близости!

— Пойдемте к нему. — Пьетро медленно повел Оливию в дальний конец террасы. Он преднамеренно смягчил свой тон, когда сказал: — Я как-нибудь организую для вас экскурсию. Вы должны поскорее научиться ориентироваться в доме.

Ответа на это не последовало.

Я действительно не должен был целовать эту женщину, сказал он себе. Бог свидетель, все началось с невинного желания утешить, с инстинктивной реакции на ее болезненную чувствительность, из-за которой она искренне не хочет причинять страдания кому-то своим пребыванием в этом доме. Именно так это и случилось — из-за намерения успокоить, поцеловать по-братски, обнять в утешение. Почему же в одно мгновение все вышло из-под контроля! Как только я прикоснулся к ее полным губам, они податливо раскрылись подобно лепесткам розы под согревающими солнечными лучами. А их вкус! Они оказались слаще нектара, самым пьянящим из вин. Именно тогда, если уж быть честным с самим собой, я услышал пронзительные сигналы опасности и решил остановиться...