Сердце - [28]
Между отцом и матерью начался разговор о том, что следует приготовить „красный рис“ и пригласить гостей. Уже с самого дня приезда я знал, что это обязательно случится, и в глубине души очень этого страшился. Теперь же я заявил:
— Не устраивайте ничего особенного!
Я не любил этих деревенских гостей. Это были сплошь люди, которые рады любому случаю, потому что их конечная цель состоит только в одном: как бы поесть и попить. Я всегда, ещё с детских лет, мучился, когда мне приходилось присутствовать на таких собраниях. Я представил себе, насколько сильнее будет моё мучение, когда они соберутся ради меня. Но я не решился говорить отцу с матерью: оставьте, не собирайте этих захудалых провинциалов. Поэтому я только настаивал на том, чтобы не устраивать ничего особенного.
— Что ты твердишь про особенное? Ничего тут особенного и нет! Ведь два раза в жизни это не случается. Позвать гостей — дало самое обыкновенное! Нечего скромничать!
Мать придавала моему окончанию университета такую же важность, как если бы я женился.
— Можно было бы и не созывать, но не позовёшь — ведь осудят. — Это были слова отца. Его беспокоили возможные пересуды. И в самом деле, эти люди были такие, что, если что-нибудь не так делалось, как они предполагали, среди них сейчас же начинались осуждения.
— Это тебе не Токио! Деревня придирчива, — проговорил отец.
— И будет неудобно, — добавила мать.
Я не стал настаивать на своём. „Всё равно они сделают так, как будет удобнее“ — подумал я.
— Я говорю только, что если это устраивается ради меня, то я просил бы не делать. Но если вы говорите, что не хотите, чтобы за спиной у нас что-либо о нас говорили, — тогда другое дело. Я вовсе не настаиваю во что бы то ни стало на том, что нам может пойти во вред.
— Если ты так рассуждаешь, то этим ставишь нас в затруднительное положение.
Лицо отца приняло недовольное выражение.
— Отец вовсе не сказал, что он делает это для тебя, но всё же ведь ты же знаешь о наших обязанностях перед другими.
Слова матери были спутаны и перепутаны, как это бывает только у женщин. Но зато по количеству слов мы оба с отцом, вместе взятые, не могли бы с ней сравняться.
— Если человек получил образование, то это не значит, что надо делаться таким спорщиком.
Отец не сказал больше ничего. Но в этой простой фразе я увидел всё то недовольство мною, которое он всегда чувствовал. В ту минуту я не обратил внимания на то, что мои слова могут его задеть, а думал лишь, что недовольство отца лишено основания.
В тот же вечер настроение отца изменилось, и он спросил меня: если уже звать гостей, то та на какой день мне удобнее? Спрашивать об этом меня, для которого это было совершенно всё равно, который в этом старом доме только и знал, что валяться, — значило, что отец уступал первый. Посоветовавшись, мы назначили с ним день, когда приглашать гостей.
Не успел ещё наступить этот день, как произошло большое событие: получилось известие о том, что император Мэйдзи заболел. Газеты быстро разнесли эту весть по всей Японии, и это событие, проникнув в более или менее искажённом виде в наш деревенский дом, сдуло, как пыль, уже готовое торжество по случаю моего окончания.
— Теперь это неудобно.
Так заявил отец, читавший через очки свою газету. Он молчал, и похоже было, что он задумался и над своей болезнью. Я же вспомнил императора, когда он недавно, по обыкновению, в день университетского акта приезжал к нам в университет.
В нашем старом доме, слишком обширном для немногочисленной семьи, было тихо и скучно. Я развязал корзину и развернул свои книги. Но почему-то мне было не по себе. Там, в блистательном Токио, во втором этаже гостиницы, слушая шум бегущего вдалеке трамвая, я мог перелистывать страницу за страницей, — там я мог с подъёмом и с лёгким сердцем заниматься.
Нередко я засыпал, облокотясь на стол. А иногда даже вытаскивал подушку и спал днём как следует. Просыпаясь, я слушал крики цикад. Голоса их, как будто несущиеся из самого воздуха, вдруг начинали терзать мой слух своей надоедливостью. Неподвижно лёжа и слушая их, я иногда предавался печальным размышлениям.
Взявшись за кисть, я написал кое-кому из товарищей, одному коротенькую открытку, другому длинное письмо. Одни из моих товарищей остались в Токио, другие разъехались по далёким домам, на родину. Иногда ответы приходили, иногда не было никаких известий. Разумеется, я не забыл и учителя. Я написал ему целых три листа мелким почерком и рассказал ему всё о себе с самого момента приезда домой. Я не был уверен, в Токио ли учитель. Когда им с женой приходилось отлучаться из дому вместе, обычно в доме появлялась некая пожилая женщина, лет под пятьдесят, и сторожила дом в отсутствие хозяев. Я как-то раз спросил у учителя, кто это такая. На это он, в свою очередь, задал мне вопрос: а как я думаю. Я принимал её за родственницу учителя. Тогда он мне возразил:
— У меня нет родственников.
Он совершенно не поддерживал сношений с теми, с кем был связан на родине. Эта неизвестная мне женщина оказалась родственницей жены, к нему же никакого отношения не имела. Когда я отсылал ему письмо, передо мной сейчас же предстала фигура этой женщины со свободно завязанным назади узким поясом. Я надеялся, что если письмо придёт тогда, когда учитель с женой куда-нибудь уже отправились на дачу, у этой старушки хватит сообразительности и любезности переслать письмо туда, где они находятся.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Ваш покорный слуга кот» — один из самых знаменитых романов классика японской литературы XX в. Нацумэ Сосэки, первок большое сатирическое произведение в японской литературе нового времени. 1907-1916 годы могут быть названы «годами Нацумэ» в японской литературе: настолько сильно было его влияние на умы японской интеллигенции тех лет. Такие великие писатели, как Акутагава Рюноскэ, Ясунари Кавабата и Дадзай Осаму считали себя его учениками. Герои повести — коты и люди. В японских книжках для детей принято изображать животное как маленького человечка с головой зверя.
Нацумэ Сосэки (1867–1916) — крупнейший японский писатель, ставший классиком современной японской литературы.В однотомник вошли три романа писателя, признанные вершиной его творчества, — «Сансиро», «Затем», «Врата». Это в высшей степени сложные, многоплановые произведения, в которых отразились морально-этические поиски тогдашней интеллигенции, полная грозных и бурных событий жизнь начала века.Акутагава Рюноскэ называл Нацумэ своим учителем, для нескольких поколений японцев Нацумэ Сосэки был колоссом и кумиром.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Нацумэ Сосэки (1867–1916) — крупнейший японский писатель, ставший классиком современной японской литературы.В однотомник вошли три романа писателя, признанные вершиной его творчества, — «Сансиро», «Затем», «Врата». Это в высшей степени сложные, многоплановые произведения, в которых отразились морально-этические поиски тогдашней интеллигенции, полная грозных и бурных событий жизнь начала века.Акутагава Рюноскэ называл Нацумэ своим учителем, для нескольких поколений японцев Нацумэ Сосэки был колоссом и кумиром.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.