Сердце солдата - [43]

От мыслей разных тоже устать можно. Раньше тетя Поля этого не замечала. Думала, мозгами ворочать — не бетон мешать…

Часу в восьмом вечера крикнула Марью Матвеевну:

— Будь добра, сходи в аптеку.

— Пошто?

— Лекарства купи. Лекарства мне надо. Заболела я.

— Какого тебе лекарства?

— Какого-нибудь. Которое подешевле.

Матвеевна оделась и пошла, но через минуту вернулась и преспокойно стала раздеваться: в самом низу лестницы ей опять перебежал дорогу горшковский кот.

— Непошто теперь идти. Хошь бы пришиб его кто, окаянного, холеру такую! Ей-богу, я бы гривенника не пожалела! Только б кто взялся. Вчерась соседка Рябова кричит в окно: «Беги, Матвеевна, в Лобановском селедку дают!» Выхожу я, а он, гад, холера эта, спокойненько этак мимо меня шествует… Хошь и знала я, что пути не будет, пошла на авось…

— Ну и что?

— Известно! Перед самым носом кончилась селедка! Да это уж точно: коли он дорогу перебежал, пути не будет!

Чтобы Полине не было скучно, она принесла из своей комнаты рукоделие и, удобно усевшись в кресло возле окна, принялась вязать чулок. Под стать шерстяной нитке было ее ворчание: неторопливое, бесконечное, тоскливое, крутившееся вокруг одного и того же: людской неблагодарности. У Матвеевны лицо похоже на большую вялую репу, а вся фигура, повыше живота, на вылезшее из опарницы тесто. Бровей у нее нет и, должно быть, никогда не было, глазки маленькие, круглые, светлые, не то серые, не то голубые, ротик маленький и губы собраны в куриную гузку или, как любила говорить сама Матвеевна, — в бантик. Эти губы — особая гордость старушки.

— Меня Левонтий за красоту взял, — говорит она, кокетливо поводя головой и самодовольно улыбаясь, — село наше большое, дворов двести, девок хоть пруд пруди, а он выбрал меня!

— Счастливая! — говорит Полина.

— Многие завидовали, — скромно опускает глаза Матвеевна, — мужчина был — что надо. Настоящий хозяин, не то что нынешние: законной жене слово поперек боятся сказать. В наше время все было не так. Бывало, мой приедет с базару — злющий-презлющий… «Чего, батюшка, не весел? Али приключилось чего?» А он молча — хлесь в ухо! «Пошто спрашиваешь? Жди, когда сам скажу!» В другой раз приедет, я уж молчу… Он меня опять в ухо. «За что, голубчик ты мой?!» — «Пошто не спрашиваешь про дела?»— «Так ведь ты серчаешь, мой ангел!» — «Дура! Всякому спросу — свое время». Так-то учили нашего брата!

— Узурпатор твой Леонтий, — сказала Полина.

Матвеевна подумала и расцвела.

— Уж не знаю, как там по-ученому, а мужчина был правильный.

Хлопнула, как выстрел, входная дверь, и в комнату влетел Юрка, сын Клавдии и Ивана. Работал он теперь на заводе, а жил в общежитии недалеко от тети Поли. Когда надоедали столовские обеды или свои деньги подходили к концу, Юрка появлялся у тети Поли. Исчезал он сразу же после получки, но тетя Поля упорно продолжала покупать для него сладости и вешать ключ от двери на видное место.

Сейчас у Юрки период безденежья. Одним движением он сбрасывает в угол куртку и садится за стол.

— Хошь бы руки помыл! — ворчит Матвеевна, но Юрке не до таких мелочей. Он даже не догадывается спросить, почему тетя Поля в такой час не на работе…

Но вот он справился с первым, включая добавку, уплел мигом сковороду жареной картошки, тарелку гречневой каши с молоком и уже с некоторым усилием выпил кружку киселя, икнул и уставился на тетю Полю.

— А ты почему дома?

— Уволили ее с работы! — заторопилась Матвеевна.

— Как это уволили? — удивился Юрка. — За что?

— За семечки.

— За какие семечки?!

— Подсолнечные, жареные, нешто не знаешь, какие оне бывают?

Юрка покрутил пальцем возле виска.

— Ты, Матвеевна, часом, не того?..

— Да что с тобой, с дураком, говорить-то! — рассердилась старушка. — Ветер еще в голове гуляет!

— Да расскажите толком! — завопил Юрка. — При чем тут семечки? А может, это детектив на местном материале?

— Сам ты дефектив! Человека уволили за то, что начальству не потрафила. Ей было сказано, не лузгать семечки, а она лузгала! А начальство этого не любит. Начальство уважать надо. Кто она такая супротив него?

Юрка в изумлении уставился на Полину.

— Кто бы мог подумать?! Нехорошо получается, тетя Поля!

— Вот и я говорю, нехорошо, — подобрела Матвеевна, — зачем начальству перечить? Оно на то и поставлено, чтобы его…

— Ведь как все было-то… — начала Полина, но Юрке снова не хватило времени ее выслушать. Молниеносно натянув куртку и подняв вверх кепку, он сказал:

— Салют революционерам!

Тут Матвеевна, вспомнив самое главное, ухватила его за полу.

— Слышь, Юрка, убей кота! Очень тебя прошy!

Глаза у парня стали круглыми.

— Позвольте уточнить: «кот» в прямом смысле или переносном? Если «кот» это наш уважаемый директор, то я на мокрое дело не пойду. Из принципа…

— Какой такой директор? — опешила Матвеевна. — Кот Мурзик, черный такой…

— Понятно! — зловеще проговорил Юрка. — Директор уволил тетю Полю… Мне предложено убить его любимого кота…

— Да не его кота, осел ты эдакий, а соседского! Горшковского Мурзика! Понял или нет? Я тебе за это гривенник дам.

— За гривенник не пойдет, — сказал Юрка, — хозяева заявят в Общество охраны живой природы. Нынче всем, кто природу обижает, — крышка. Прощайте.