Сердце Шивы - [25]

Что там между ними происходило? Чего князь требовал от неё, каких позорных дел и услуг? Что-то похожее уже в Затонске Штольман наблюдал, когда Нина по воле князя собиралась замуж за Брауна. Но тогда в ней не осталось уже ни капли гордости, она была растоптана и опустошена окончательно. Тогда Яков знал уже всё: о заговоре, об убийствах, и об угрозах Анне Викторовне, но даже тогда Нежинскую ему стало жаль.

А в тот момент он только прикоснулся к этой стороне её жизни, огорошенный тем, что гордая и злая красавица вынуждена пресмыкаться перед этим высокопоставленным ничтожеством! Никогда Яков не оскорблял ни одну из женщин, даривших его своей благосклонностью, никогда преднамеренно не был жесток. Кажется, единственная женщина, которую он изранил - помимо воли - была та, за кого он всю кровь, не задумываясь, отдал бы до капли! Даже Нежинской, при всей её странной игре, он никогда не желал унижения и позора.

Князь унижал её, не задумывась. Разумовский был одним из фигурантов проклятого дела. И уж с ним-то церемониться Яков Платонович не обязан был. Он подошёл и вмешался, не стесняясь ни откровенных слов своих, ни выражения лица.

Ожидал ли этого Разумовский? Едва ли. Он просто воспользовался ситуацией и вызвал Штольмана. Хотя при других обстоятельствах и внимания бы не обратил на «шавку полицейскую». Кажется, Яков потерял самообладание и позволил себе намекнуть на что-то такое, что самого князя смертельно напугало. Видит бог, было чего опасаться. Яков собирался пристрелить его, и не сомневался, что это сделает.

Но вечером накануне дуэли его посетил Варфоломеев. И категорически запретил князя убивать. В разведанной Службой охраны Государя сети Разумовский был заметной и необходимой фигурой, исчезни он – и всю работу по раскрытию заговора можно было начинать сначала. У полковника Варфоломеева были свои приоритеты, и жизнь сыщика Якова Штольмана среди них не значилась.

Якова просто принесли в жертву. Он был разменной пешкой в игре. Когда он это понял, жить расхотелось окончательно.

Можно было ранить князя, но оставить его в живых. Штольман предпочёл выстрелить в воздух. Собственная жизнь в тот момент представлялась ему полностью лишённой смысла. Так зачем её длить?

Князь его только ранил. Возможно, этим он тоже обязан был Нине. Вникать не хотелось. Это уже не имело значения. Его сослали в заштатный городишко, где сыщик Яков Штольман должен был сгнить в полицейской рутине. В первый же вечер, сидя в кабинете, который стал его настоящим домом до самого конца пребывания в Затонске, он сжёг фотокарточку Нины Аркадьевны, обрывая связи с прошлым и не собираясь начинать новую жизнь. Но эта жизнь уже началась, потому что утром Анна Викторовна Миронова налетела на него на своём велосипеде…

Последний год в Петербурге стал его адом, Затонск был чистилищем. А сейчас он был на пути к раю. Может статься, что сам их трудный путь и был раем, что рай выглядит именно так: дорога и много-много сложной работы рядом с единственной душой, которая тебя любит и понимает! Если это так, то его ад и рай различаются только состоянием внутреннего покоя, незапятнанной совестью. И женщиной, которая рядом.

«Не волнуйтесь, драгоценная моя Анна Викторовна, я буду очень осторожен! Благодаря вам я знаю об опасности и сумею оглянуться вовремя. Оглядываться вообще полезно, это помогает оценить пройденный путь. Когда-то мы вместе оглянемся на всё, что происходит сегодня, и будем вспоминать только свою победу, и то, как мы поддерживали друг друга. Так будет, можете мне поверить. У меня нет дара предвидения, я это просто знаю. Ничего не бойтесь! Я скоро вернусь!»

*

Экспресс прибывал в Калькутту под вечер. Выйдя из вагона, Штольман пробился сквозь толпу и немедленно взял экипаж. Если преследователь надеялся перехватить его по дороге, он сведет этот шанс до минимума.

Когда же в конце улицы показался знакомый дом с эркерами, Яков выпрыгнул из экипажа на ходу. С возницей он расплатился заранее. Если на этой площади ему угрожала пуля, нужно было побольше времени, чтобы приготовиться к этому.

К дому полковника Робинсона он приближался не спеша. Спешить не было резона. Анин голос во сне начинал раздаваться, когда он мог различить детали фасада. До этого момента оставалась пара десятков шагов.

Плохо было то, что посреди площади ему негде было спрятаться. Хватит ли ему времени, полученного благодаря мистическому предупреждению, чтобы добежать до ограды и свалиться за парапет? Пока это выглядело единственной возможностью.

Яков шёл медленно, вцепившись взглядом в фасад в ожидании того самого момента. В памяти он держал мелкий элемент декора, который успел заметить в переданном Анной видении. И когда глаз различил эту деталь, Штольман нырнул и перекатился, выхватывая из кармана пистолет и оборачиваясь.

В то место, где он только что стоял, ударила пуля.

Яков выстрелил в ответ, снова перекатываясь и кидаясь вперёд, сокращая ещё на пару саженей расстояние до спасительного парапета. Ему снова на мгновение удалось опередить смерть.

Останавливаться и стрелять сейчас, не найдя укрытия, было самоубийством, поэтому он продолжал кувыркаться и вилять, как заяц, не позволяя предугадать направление нового прыжка.