Сердце Пандоры - [13]

Я приезжаю к ней около семи. Ирина встречает в почти прозрачном пеньюаре, но если во мне что-то и шевелится, то точно не член в предвкушении секса. Сегодня — нет. И, вероятно, «нет» будет всю следующую неделю. После рассказа Полины чувствую себя трофеем, который моя бывшая решила во что бы то ни стало отвоевать.

— Я просто поговорить. — Отвожу ее руки, пресекая попытку меня обнять.

Ирина сразу понимает, что лучше не настаивать, поэтому жестом приглашает в гостиную, а сама скрывается в спальне. Возвращается через минуту уже в дорогом атласном халате и садится напротив меня в кресло. Теперь нас разделяет странного вида кофейный столик, наверняка сделанный по дизайнерскому эскизу. У нее здесь почти все дизайнерское, необычное. Понятия не имею, как она живет среди странной мебели и скульптур, потому что на меня это вычурная роскошь и экспрессия давит, словно могильная плита с лейбом от известного дома моды.

— Полина нажаловалась, — первой начинает Ирина.

— Что за херню ты ей рассказала? — Я намеренно груб, потому что есть вещи, которые буду оберегать ото всех, даже от, возможно, единственной женщины в мире, которая меня искренне любит.

— Только обозначила ее перспективы.

— По какому праву?

Ирина прищуривается, облизывает губы и тянется, чтобы взять из вазы сигареты. Она сказала, что начала курить «недавно», но я примерно догадываюсь, что послужило причиной появления вредной привычки.

— Потому что ты все равно не будешь с ней счастлив. Я это знаю, ты это знаешь, и, поверь, Полина тоже в курсе, потому что обеспечение твоего счастья точно не входит в список ее забот. Она просто захотела тебя, как капризный ребенок. Как только родится ребенок, Полина сбежит к своему Глебу, тем более, что теперь он совершенно свободен. Ты правда хочешь жить с женщиной, которая будет вонять другим мужчиной?

— Поосторожнее с выражениями — ты говоришь о моей жене и матери моего ребенка, — предупреждаю я.

— Я говорю о своей сестре, которую вдоль и поперек знаю с самого ее рождения. Она переступила через меня, Адам, и переступит через тебя, когда наметит другую цель.

— Это не твое дело. Ты не будешь лезть к моей жене, Ирина. Если узнаю, что тебя видели в радиусе ста метров от нее, я забуду о нашем отличном сексе и трех годах хороших отношений, и сделаю так, что ты будешь рада вернуться на историческую родину своего покойного мужа.

— Был? — переспрашивает она, и сигарета нервно «танцует» в ее тонких пальцах.

Почему-то в голову лезет утро, Полина и чайная ложка в ладони. У нее тоже были тонкие пальцы, а теперь они опухли, и когда Полина замечает это, то всегда прячет ладони в карманы или просто сжимает кулаки. Перестала носить даже любимое кольцо с бриллиантовой пантерой и коротко остригла ногти.

Не дождавшись ответа, Ирина встает, оставляя тлеющую сигарету в пепельнице, и подсаживается рядом.

— Прости, Адам. — Она правда сожалеет — я слишком хорошо ее знаю, чтобы отличить правду от лжи. — Ты знаешь, как это непросто для меня. Я ревную. Потому что ты там, с ней, у вас будет ребенок, а у меня…

— Я помню.

В одну из наших прошлых встреч Ирина рассказала, что пыталась лечиться, но врачи обнаружили у нее какое-то женское заболевание и поставили неутешительный диагноз. Семь месяцев назад я не ошибся, выбрав другую сестру.

— Люблю тебя очень, оттого и бешусь, — уже шепотом, куда-то мне в шею, говорит она, протягивает руки к пуговицам на рубашке, но я ловлю ее запястья.

— Я заехал только, чтобы решить этот вопрос.

Она послушно опускает руки и дает мне самому закрыть за собой дверь.

Как только выхожу на улицу, сразу звоню охраннику Полины (одному из двух) и даю указания пристально следить за всеми, кто с ней будет контактировать.

На самом деле идиотская ситуация, потому что они ведь сестры и должны общаться друг с другом, потому что кроме Ирины у моей жены больше никого нет. Только отчим, о котором она сказала всего четыре слова: «Не хочу о нем говорить». И так получается, если сестра выпадает из этой обоймы, то мы с Домиником… ее единственная семья.

Не знаю, почему эта мысль вдруг поражает меня так глубоко, что сверлящей болью зудит в голове до самого дома. Обычно я не возвращаюсь так рано, нарочно нахожу кучу дел, чтобы приехать, когда Полина уже наверняка будет спать. Но сегодня мне нигде не хочется быть. Как будто я кучу лет плавал в океане, как бутылка без послания, и меня вдруг жестко прибило к берегу.

Телефонный звонок застает уже на пороге. Это моя секретарша, и, если она звонит через два часа после того, как я ушел, значит, что-то важное. Даже догадываюсь, о чем пойдет речь. Догадываюсь, и прежде чем ответить на удачу скрещиваю в кармане пальцы. Детская привычка: делал так всегда, когда в детский дом приезжали усыновители. До последнего верил, что кто-то захочет взять Чебурашку вместо очаровательной девочки с бантиками или конопатого мальчишки. Потом перестал верить, и когда приезжала очередная пара просто сбегал так далеко, что меня сутки не могли найти. Прятался где-нибудь и просто выжидал. Но все равно продолжал держать пальцы скрещенными, даже когда растерял всю веру.