Сердце напрокат - [57]

– Обычная бодяга. Люблю, жить без вас не могу, вы для меня ангел… Да он шизофреник был, чего ты хочешь!

Я задумалась. Алехин не унимался:

– Жаль девушку. Красивая, богатая, вся жизнь впереди. Жениха потом из петли вынимали…

– А кто у нас жених? – поинтересовалась я.

– Вольский, бизнесмен местный, – ответил капитан.

– А, видела его, – вспомнила я. – Бородатый такой. А вот скажи, Алехин… я тебя не первый год знаю. У тебя в этом деле ничего не вызвало… ну, знаешь, такого чувства, будто что-то здесь не так? Ты вот прямо на сто процентов уверен, что Воронику Белоцерковскую убил этот шизофреник?

Алехин почесал кончик носа карандашом, который держал под рукой для разгадывания кроссвордов. Потом нехотя ответил:

– Ну, были в этом деле кое-какие пунктики… К примеру, этот Петрищев сидел на препаратах и был такой затранканный, что едва соображал. Он инвалидом считался по своему заболеванию. И вдруг такой, понимаешь ли, всплеск интеллекта! Бомбу самостоятельно собрал! Это не всякий сможет, даже нормальный. Вот ты, к примеру…

Тут Алехин уставился на меня и сказал:

– Э… Извини. Ты как раз на такое способна. Пример неудачный. Ну ты меня поняла, да? И еще – отпечатки на конвертах тех писем, что мы нашли в квартире Белоцерковской после взрыва, были четкие. А на самих письмах смазанные. Мелочи, конечно…

Я понимала, чего недоговаривает Алехин. Это только в кино следователь ведет одно дело – самое важное-преважное. А в реальной жизни у него этих дел как блох на дворняге. И по каждому начальство спросит. Даже если Алехин нутром чуял – все не так просто, как кажется, сделать он ничего не мог. Доказательства налицо, и вообще все ясно – маньяк-шизофреник, красавица-модель, угрожающие письма, алтарь со свечками… на редкость убедительно, в общем.

– Слушай, а где вы взяли отпечатки пальцев этого шизика? – поинтересовалась я. – Или современная криминалистика так шагнула вперед, что научилась снимать пальчики с обгоревшего трупа?

– Да нет! – отмахнулся Алехин. – Отпечатки для сличения мы взяли у него на квартире. Он, кстати, недалеко от дома своей жертвы проживал. Там позади их элитной шестиэтажки развалюха стоит. А что?

– Ничего. Не бери в голову. Поправляйся, капитан!

Я чмокнула Алехина в щеку и распрощалась.

– Эй, Евгения! – крикнул мне вслед мой приятель, глядя на меня с озабоченным видом. – Что ты там еще затеваешь, а?!

Но я уже сбежала по лестнице, прыгнула в свою машину и в очередной раз задумалась.

Наконец-то в этой истории появляется взрывник. Правда, какой-то неудачливый. Это же надо – вместо жертвы замочить себя самого!

И ситуация знакомая. Модель, взрыв, убитый горем жених, который пытается свести счеты с жизнью… Ой, как мне все это не нравится!

Но позвольте, если виновник гибели Вероники Белоцерковской два с половиной года как мертв, то кто же орудует сейчас? А что, если тот псих жив и снова принялся взрывать моделей и их женихов?! Кто же погиб тогда, чей это труп не смогли опознать толком? На эти вопросы у меня пока не было ответа…

Глава 8

За то время, что я провела в больнице у Алехина, короткий зимний день подошел к концу. Догорел малиновый закат, и чернильно-синяя тьма опустилась на Тарасов.

Меня гнал вперед охотничий азарт, но оставалось признать, что на сегодня с меня достаточно. К тому же у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Я с тоской вспомнила о пирогах тетушки Милы, но чувство долга победило, и я поехала в дом Новицких. А с тетей поболтала по телефону, включив гарнитуру.

– Как у тебя дела, Женечка? – заботливо спросила Мила. – Ты хорошо питаешься? Не скучаешь?

– Тетя, – проникновенно ответила я. – Скучать мне точно не приходится! А в целом все отлично. Думаю, совсем скоро моя работа у Новицкого закончится, и я вернусь домой.

В загородном доме было тихо – Стас смотрел очередной блокбастер, Наина Валерьевна с Лизой занимались рисованием в детской, Ольга спала – ее бодрый храп наполнял третий этаж, и только Ойген маялся без дела. Увидев меня, немец обрадовался.

– Евгения! Ужасно рад вас видеть. Не хотите сыграть… э-э, в шахматы?

Мне показалось, что господин Берг был готов на все – сыграть со мной в покер, в «пьяницу», в шашки, в поддавки и даже в «чапаевцы» – настолько он устал от одиночества и невозможности нормально пообщаться.

Честно говоря, я тоже устала как собака и проголодалась как волк. Шахматы – это то, что влекло меня меньше всего. Но, взглянув на вытянувшееся лицо Берга, я сжалилась.

– Хорошо. Перехвачу на кухне какой-нибудь бутерброд и приду к вам.

– Я пока расставлю фигуры! – потер руки немец. – Жду вас в библиотеке!

Вскоре мы с Бергом сидели друг напротив друга за столом, крытым зеленым сукном, и глубокомысленно таращились на доску. В шахматы я играю неплохо, но сейчас мои мысли были максимально далеки от «игры королей».

У Новицкого и шахматы были не обычные, а какие-то… олигархические. Белые фигуры были искусно выточены из мрамора, а черные вырезаны из какого-то минерала – лабрадора, что ли. Берг оказался серьезным противником, тем более в самом начале я зевнула и пропустила одну пешку. Немец сожрал у меня коня и продолжал теснить мои фигуры. Отбиваться становилось все труднее, но я не сдавалась – не имею такой привычки. Наконец я сообразила, что если хочу вовремя лечь спать, то нужно либо устроить ничью, либо поддаться азартному противнику. Я выбрала второе – это оказалось быстрее. Как будто случайно я прозевала ферзя, а остальное было делом техники. Ойген поставил мне мат и торжествующе потер руки. Физиономия немца раскраснелась, глаза блестели… Вот не знала, что он такой азартный!