Сердце мира - [14]

Царство Небесное. Еще совсем немного, дети Мои… Верных друзей пока немного, но не останавливайся, надейся, Мое Сердце: другие не будут противиться тебе вечно. «Симон, видишь ли ты эту женщину?» — слова эти звучат победой. То, что удалось на сей раз, то, что чаша горечи разбита, что льется благоухание вместе со слезами, — все это однажды случится и с тобою, фарисей, хотя, может быть, и слишком поздно. Надежда Божьего Сердца. Царство же Божие подобно горчичному зерну, что меньше (и слова эти произносятся с загадочной улыбкой) любого из зерен сада… И в духе видится Ему дерево, проросшее из Его собственного Сердца; в ветвях этого дерева гнездятся Ангелы небесные, а крона его шумит высоко в свете солнца, и над нею веет ветер Отца.

Но вот взгляд Его вновь падает на землю, и Он пробуждается — как бы вернувшись из далекого сна. Где это Царство? Кто принадлежит к нему? Кто из этих Двенадцати или из этих Семидесяти двух достоин того, чтобы перешагнуть через порог? И где остальные — неисчислимые, которых доверил Ему Отец? Выросло ли оно, это Царство, за время, что прошло со дня Крещения в Иордане? Не отпали ли от Него толпы в час великого обетования? Не предадут ли эти Двенадцать? Не протечет ли Царство между пальцами, подобно улетевшему сну? Каким заклинанием можно его вызвать? Как Мне всего этого добиться? Как склонить хотя бы одно-единственное сердце к тому, чтобы превратить преисподнюю в рай? И Я не могу сказать: Отче! Сотвори Ты это Царство! Ибо Ты доверил это Мне, и взвалил весь мир Мне на плечи. Надеяться — но на что? На Себя ли Самого? Не на силы ли Своей любви? Но хватит ли ее, чтобы устоять до конца? И что будет, если она откажет? Если на Кресте Мне придется признать, что все это было напрасно? И Царство погрузится в ночь, а Сердце разорвется надвое от крика, ибо не может более? Не может, потому что Божья сила, заставлявшая его биться — биться в надежде — оставила его? И когда последние капли воды и крови истекут из него, и в зияющей пустоте оно обратится к Небу, не опалит ли Меня оттуда окрик гневного Судьи, окрик страшной угрозы?

Труден путь к цели, но еще труднее отказ от него. Еще труднее

опыт бессилия и осознание конца. Неправдоподобны цветы благодати, ибо растут только на самых твердых камнях невозможного. Благодать дается даром, но за это «даром» приходится страдать. Ибо в конечном итоге все это даром — как мир, так и благодать. Если Бог прощает, прощение Его дается даром. Ибо какая любовь не расточительна?

Поэтому солнце должно угаснуть, а Божье Сердце сдаться. Оно должно быть столь сильным, чтобы не могло избежать последней слабости. Подобно утлому челну, оно дает течь, и никакой крик о помощи не спасет его от затопления. Ибо мудрость Бога решила добиться победы через гибель и стала поэтому величайшим неразумием. Глупо умереть за проигранное дело. Глупо надеяться, когда все уже давно пропало. Неразумной и недостойной обернулась Божья любовь.

И Вот, нога Его вступает в трясину мира, касается болотистой почвы греха. Волны искушений бьются вокруг Него: Царство еще можно спасти! Поверь в Свою мощь! Доверься звезде, что привела к Тебе волхвов! Прикажи легионам ангелов перенести Тебя через бездну! Сотвори чудо, что навсегда привяжет их сердца к Тебе: дай им хлеба и зрелищ! Согни колени Твоего безрассудного Сердца (как, однако, приятно стоять на коленях!) и поклонись мне. «Отче! — кричит Сердце в головокружительном падении, — в руки Твои, в те руки, что Я не чувствую, в руки, разомкнувшиеся, чтобы позволить мне упасть, в руки, которые подхватят Меня на дне бездны, в руки Твои предаю дух Мой. Мой Святой Дух».

Сердце стало Духом, и из дуновения Духа родился Новый Мир. Великий шум заполнил собою дом, распахнулись окна и двери, глаза и уши. Треснула изнутри тяжкая броня, и покровы упали с лица. Любовь Сердца любила вплоть до самоуничтожения, и когда Сердце стало невидимым, оно восстало в сердцах тех, что были им спасены. Некогда было оно одиноким солнцем — одиноким в холодной ночи этого мира. Ныне свет его разлился по всему звездному своду. Могло показаться, что в борьбе с тьмой, побужденное хаосом, оно погрузилось в трясину. Но нет врага, что сильнее его, и нет тьмы темнее, чем светлая тьма любви.

IV

Я лоза, вы — ветви. Я корень, сучья и ствол виноградной лозы — невзрачной, изрезанной и уродливой, наполовину ушедшей под землю, укрытой снегом и щепками. Но вы — Мои цветы и плоды Мои. В длинные зимние ночи Я собираюсь с силами; из скудной, покрытой щебнем земли, капля за каплей, Я высасываю безвкусную воду. Но когда над землей бушует ветер и начинает немилосердно палить обжигающее солнце, Я выжимаю Себя ветвь за ветвью, Я источаю Мою бесценную кровь, Мое золотое вино. Кровь и вино — это вы. Я лоза, вы же — вино, которое Я источаю, как слезы. Вначале вы — всего лишь пробивающиеся наружу ростки, напоенные соком и гибкие, как змеи. Вы жаждете свободы и жизни, вы наслаждаетесь ими в свете солнечных лучей, вы хотите оторваться от темного, покрытого жесткой корой ствола и стремитесь обрести ваше собственное существование. Вы выпускаете длинные щупальца, вы хватаете ими, вы вьетесь и сплетаетесь — чтобы притянуть к себе все живое. Вы называете это познанием и любовью. Вьющиеся ростки пытаются обвить собою небо, свет и звезды; жадно тянутся они к Богу, но то, что они могут ухватить своими изогнутыми пальцами, — это всего лишь воздух, всего лишь ничто.