Сердце из двух половинок - [7]

– Вы знакомы со всеми убитыми? – спросил у него старший детектив Гордон.

– Да, сэр, – ответил Мартин.

Они сидели в пустом баре, снаружи работали полицейские, опрашивая свидетелей, медики убирали трупы, а детектив Гордон, воняющий потом, уже минут сорок расспрашивал Мартина о произошедшем.

– Значит, вы видели только серую машину, из которой стреляли, – он недоверчиво посмотрел на него и что-то черкнул в своем блокноте. – Вы заметили номерные знаки?

Мартин отрицательно покачал головой.

– А сидевших внутри людей рассмотрели?

– Нет!

Гордон невозмутимо продолжал:

– Вы знали, что Энтони Сфорца приходится племянником Сальваторе Маццола, входящего в клан Бианчи?

– Тони Сфорца был моим другом, – вспылил Мартин. – И мне плевать, чей он племянник!

В дверях показался Маццола, лицо его было бледным. Не обращая внимания на детектива, он подошел к Мартину и спросил:

– Ты как, сынок?

Мартин ничего не ответил, тогда Маццола повернулся к Гордону, который окончательно взмок и еще больше развонялся.

– Сэр, вы не будете против, если мы продолжим разговор завтра? Парень…

– Нет, – жестко оборвал его Мартин, – закончим сегодня. Я в порядке.

* * *

Ночью, уставившись в потолок, Мартин думал, где же он мог видеть парня, сидевшего в машине. Он перебирал в памяти всех знакомых, но ничто не приходило на ум. Только под утро он догадался, где встречал это лицо. Весь следующий день он готовился навестить этого человека. Достал из тайника револьвер, наточил нож, нашел старые перчатки Джея и к десяти часам подъехал к бару Стэна Корри, где предполагал встретить убийцу. Было холодно, зубы отбивали чечетку, но он терпеливо сидел на стоянке, неподалеку от серого «Бьюика», и молил бога, чтобы этот человек вышел на улицу один. В двенадцать ночи пьяный парень вывалился из дверей бара и неровной походкой направился к своей машине. Один.

Мартин поднялся.

– Здравствуй, Дайон, – прохрипел он.

Парень вытаращил на него глаза.

– Я – Мартин, друг Тони Сфорца.

– А-а, – протянул Дайон, он был сильно пьян, но все же сообразил, почему перед ним стоит этот юноша, и беспокойно огляделся вокруг. – Слышал, что с ним случилась беда.

– Ах, ты слышал?!

Мартин мгновенно подлетел к нему, воткнул нож в плечо и нанес оглушительный удар кулаком по голове, отключив противника на несколько минут. Дайон упал на землю. Мартин пошарил в карманах его пиджака и достал ключи от машины. С трудом затащив бессознательное тело на заднее сиденье, он прыгнул за руль и, проехав два квартала, остановился в безлюдном месте. Затем вытащил Дайона из машины и бросил на землю. Тот стал медленно приходить в себя. Полностью очнувшись, он увидел перед собой Мартина, державшего в руках револьвер. Плечо горело, в нем все еще торчал нож.

– Говори, – спокойно сказал Мартин.

– Я ничего не знаю!.. – завыл раненый.

Мартин нагнулся и повернул нож против часовой стрелки. Дайон закричал от боли, но сознания не потерял. Он с отчаянием глядел на Мартина, зная, что, если он ничего не скажет, – умрет, если скажет – тоже умрет, но гораздо быстрее.

– Джимми Бианчи… – прохрипел он и тотчас замолчал, потому что во лбу его уже красовалась маленькая дырка.

Мартин сел в машину и понесся к дому Бианчи. Тот жил на Лейк-Шор-Драйв, в современном многоэтажном здании. Припарковав машину недалеко от дома, Мартин посмотрел на окна верхнего этажа. Они не светились. Двенадцать сорок. «Джимми никогда не появляется дома так рано», – подумал он и вновь принялся ждать.

В три пятнадцать к парадному входу подкатил спортивный «Мерседес». Дверца открылась, и Джимми вышел из машины. Он был пьян, весел и не подозревал, что жить ему осталось несколько мгновений. Мартин бесшумно подкрался к нему сзади и всадил нож в горло Джимми. Джимми смешно дернулся, как будто к его телу были привязаны нити, которыми кто-то управлял, и упал на землю. Мартин посмотрел на нож. С лезвия крупными каплями падала на асфальт кровь. Тогда он бросил нож рядом с телом и, приподняв воротник пиджака, прикрываясь от холодного ветра, направился к «Бьюику».

Дома он долго стоял под холодным душем, пытаясь разобраться в том, что творится в его душе. Страха не было, и ярости тоже. Он не задумывался над моральной стороной того, что совершил. Он давно переступил порог дозволенного, убив отца. Страшнее того, что он уже сделал когда-то, не могло быть ничего. В душе его была лишь пустота, которую ничем нельзя было заполнить.

* * *

– Что ты решил насчет бара? – спросил его Маццола через неделю после похорон Джея и Тони.

У Джея не было семьи, только Мартин. Вернее, Мартин и был его семьей. Еще год тому назад он написал завещание в пользу парня, привнесшего смысл в его одинокую жизнь, и теперь перед Мартином стояла проблема, как распорядиться полученным наследством.

Мартин огляделся. Все было чужим без старика Граммофона и хвастуна Тони.

– Продам, – сказал он и зажег спичку.

Они молча курили, и никто не хотел продолжать разговор.

– Как ты, Мартин? – произнес Маццола, но в голосе его слышалось безразличие.

Мартин даже не потрудился ответить.

– Куда переедешь?

– В Нью-Йорк.

– Когда устроишься, сообщи адрес.

Мартин кивнул.