Сердце и Думка - [3]
В глазах Юрия заблистала слеза, но он сдавил глаза, не дал ей выкатиться и скрылся, не простясь ни с кем.
Отчаянная, бледная ходит Зоя перед открытым окном в своей комнате. Таинственная ночь на Иванов день[5] озарена яркой луной; но затмение надвигается на нее; надвигается на небо и полоса черной тучи с юга. Тиха вся окрестность, только иногда резкий ветр пройдет по лесу за Днепром, волны заколышутся, а отраженный в водах лик луны рассыплется по струям искрами. Сидит Зоя перед открытым окном, бледная. Она не грустит, переломила грусть свою. Юрий в глазах ее самый ничтожный из людей: Юрий уехал, уехал от Зои, которая его любит! В понятиях ее совершается чудо: самый презренный из людей лучше Юрия, и в то же время самый лучший из людей недостоин стопы его.
Не теплую молитву шепчет Зоя, недоброе что-то задумывает.
Ветер посвистывает за углом, луна побагровела; за Днепром, вправо, толпятся не облака, а чудища.
Летит старая ведьма на шабаш, на Лысую гору, летит мимо самого окна и поет:
Поет, поет, да вдруг начнет соловья дразнить:
— Что это! — вскричала испуганная Зоя. Ведьма оглянулась, увидела Зою.
— Ааа! ооо! ууу! Вот постараться поскорее состарить, да и в ведьмы ее! — сказала она, да и присела на трубу; оправила растрепанные седые волоса чепчиком с бахромой, опустила широкие полы юбки, которые распахнуты были, как перепончатые крылья летучей мыши, нырнула в трубу и очутилась в комнате Зои приветливой пожилой старушкой, такой доброй, сладоречивой, что, казалось, в устах ее пчелы развели сот и мед.
— Здравствуй, милая моя!
— Ах! — вскрикнула Зоя.
— Что испугалась, дитя мое!.. призадумалась и не видала, как я в двери вошла… Верно, велика грусть на сердце?.. о, грусть-злодейка истомит, иссушит, подточит стебелек и веточку, опадет сердце незрелым яблочком.
— Вам нужно маминьку?
— Э нет, радость моя, на тебя полюбоваться пришла да погадать, что с тобой сбудется.
— Ворожея, колдунья! — подумала с испугом Зоя.
— Нет, не ворожея, не колдунья, — продолжала ведьма, — а кое-что знаю: знаю, что, ты мудрена уродилась, смышлена на всякие науки, учена разным хитростям, играешь па гуслях…
— Я не играю на гуслях…
— Ну-ну-ну, те же гусли цымбалды, да не русские: все равно, тоже в струны побрякивают… Не о том дело… Ты, милочка, соскучилась, думкам-то твоим не сидится дома; на все четыре стороны разлетелись, — чай, и тебе хочется за ними вслед? Знаю, знаю, и не говори… хочется тебе посмотреть белого света, проведать: куда-то улетел мой голубок хохлатый? а? Все можно! То-то чуда на белом свете и радостей! людей-то, людей! один надоел, другие есть лучше его… А живут не по-здешнему: в палатах высоких, во дворцах пространных, золота без счету, всякой воли вволю, женихи на выбор… а любят-то как! не по-здешнему!.. Ты вот, сказать, сидишь, — а он в бархатном кафтане, в шелковых рукавичках, вдруг зашаркает, подсядет, да за ручку… Все с почтеньем да с уваженьем — преучтивый народ!.. А потом позовет плясать нерусскую пляску… какую бишь? ты ведь знаешь?..
— Французскую кадриль…
— Да-да-да! душа не нарадуется, как начнет вертеть и пристойно обнимет, вот… так!..
— Ой! — вскрикнула Зоя. Глаза ее помутились, кровь вскипела, дух занялся, по всей пробежал какой-то сладостный трепет.
Ведьма продолжала щекотать Зою, покуда она не изнемогла, очи ее закатились, лицо пылало, из уст заклубились слюнки.
— Дитя ты мое, то-то еще молода, ничего не знаешь!.. то ли еще будет!.. Да, вот как там: все на учтивостях; а здесь что за обычай?.. глупые!.. девушки хоть умри без радости: четыре стены не четыре стороны; то и ясный день, как в окно солнце светит, то и ласка, что по голове погладили да сказали: Ай умница, за работой сидит! — о-хо-хо! на тюремное заключенье дочерей родят!..
Зоя вздохнула.
— Нет, дитятко, я не старого покроя, не жму плеча. Румяному цвету не слезами себя поливать!.. Слыхала ты про счастье?
— Слыхала.
— Слыхала! а в глаза не видывала; да и где ж видеть: счастье живет за горами; а как живет, — не по-здешнему!.. Вот, примером, тебе он нравится… ну, ведь нравится?
— Нравится.
— А если ты ему не нравишься: тогда что?
— Тогда просто умирать!
— То-то и есть, что нет!
— Что ж делать?
— А на что привораживанье?
— Какое?
— Не все вдруг; много узнаешь, скоро состареешься; а есть и другое средство…
— Какое же?
— Верное-верное! Вот, сказать, ты любишь, а он не любит, любит другую; а ты по глупости и давай грустить: изноешь, истаешь, выльешь душу слезами… Что ж толку?.. А на что другой?.. дело иное, как бы он был один на свете, одинехонек…
— Изменить ему!.. как это можно! — вскричала Зоя.
— Изменить? кто тебе сказал? да что же это такое за слово?.. ведь, красная девушка, красное солнышко: на одного ли оно светит?.. с одного ли цвета пчелка мед собирает?.. подумай-ко?
— А может быть, он любит? — спросила Зоя, вздохнув.
— Любит? ну и пусть любит; полюбит, да и перестанет; не замуж же выходить.
— А как же?
— Что ж с тобой, сударыня, толковать: и вол по своей доброй воле не становится в ярмо.
В сборник популярного писателя пушкинской поры Александра Фомича Вельтмана (1800-1870) вошли его исторические произведения, не переиздававшиеся ни в XIX, ни в XX веке: "Кощей бессмертный", "Светославич, вражий питомец", "Райна, королевна Болгарская"."Талант Вельтмана, - писал В.Г.Белинский в 1836 году, - самобытен и оригинален в высочайшей степени, он никому не подражает, и ему никто не может подражать. Он создал какой-то особый, ни для кого не доступный мир, его взгляд и его слог тоже принадлежат одному ему".Былина старого времени.
Разносторонность интересов и дарований Александра Фомича Вельтмана, многогранность его деятельности поражала современников. Прозаик и поэт, историк и археолог, этнограф и языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской академии наук, он был добрым другом Пушкина, его произведения положительно оценивали Белинский и Чернышевский, о его творчестве с большой симпатией отзывались Достоевский и Толстой.В настоящем сборнике представлены повести и рассказы бытового плана ("Аленушка", "Ольга"), романтического "бессарабского" цикла ("Урсул", "Радой", "Костештские скалы"), исторические, а также произведения критико-сатирической направленности ("Неистовый Роланд", "Приезжий из уезда"), перекликающиеся с произведениями Гоголя.
В Дополнения включены отдельные стихотворные и прозаические произведения Вельтмана, а также их фрагменты, иллюстрирующие творческую историю «Странника» показывающие, как развивались поднятые романом темы в последующем творчестве писателя. Часть предлагаемых сочинений Вельтмана и отрывков публикуется впервые, другие печатались при жизни писателя и с тех пор не переиздавались.
Разносторонность интересов и дарований Александра Фомича Вельтмана, многогранность его деятельности поражала современников. Прозаик и поэт, историк и археолог, этнограф и языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской академии наук, он был добрым другом Пушкина, его произведения положительно оценивали Белинский и Чернышевский, о его творчестве с большой симпатией отзывались Достоевский и Толстой.В настоящем сборнике представлены повести и рассказы бытового плана ("Аленушка", "Ольга"), романтического "бессарабского" цикла ("Урсул", "Радой", "Костештские скалы"), исторические, а также произведения критико-сатирической направленности ("Неистовый Роланд", "Приезжий из уезда"), перекликающиеся с произведениями Гоголя.
Разносторонность интересов и дарований Александра Фомича Вельтмана, многогранность его деятельности поражала современников. Прозаик и поэт, историк и археолог, этнограф и языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской академии наук, он был добрым другом Пушкина, его произведения положительно оценивали Белинский и Чернышевский, о его творчестве с большой симпатией отзывались Достоевский и Толстой.В настоящем сборнике представлены повести и рассказы бытового плана ("Аленушка", "Ольга"), романтического «бессарабского» цикла ("Урсул", «Радой», "Костештские скалы"), исторические, а также произведения критико-сатирической направленности ("Неистовый Роланд", "Приезжий из уезда"), перекликающиеся с произведениями Гоголя.
Разносторонность интересов и дарований Александра Фомича Вельтмана, многогранность его деятельности поражала современников. Прозаик и поэт, историк и археолог, этнограф и языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской академии наук, он был добрым другом Пушкина, его произведения положительно оценивали Белинский и Чернышевский, о его творчестве с большой симпатией отзывались Достоевский и Толстой.В настоящем сборнике представлены повести и рассказы бытового плана («Аленушка», «Ольга»), романтического «бессарабского» цикла («Урсул», «Радой», «Костештские скалы»), исторические, а также произведения критико-сатирической направленности («Неистовый Роланд», «Приезжий из уезда»), перекликающиеся с произведениями Гоголя.К сожалению, в файле отсутствует несколько произведений.http://ruslit.traumlibrary.net.
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».