Сердце Города - [8]
«У вас есть какие-нибудь проблемы, мэм? Сэр? А враги есть? А хотите от них избавиться?..»
Сперва новую лавку боязливо обходили стороной. Затем стали заглядывать первые любопытные… Возвращаясь по вечерам из пекарни кружной дорогой, Мирилл частенько видела у порога Бриджит испуганных женщин или хихикающих смущённых школьниц. Поначалу ничего страшного не происходило, а потом — словно дёрнул кто-то за нитку, разматывая колючий клубок.
Одна свалилась с лихорадкой.
Второй врезался в фонарный столб.
Третий уснул и не просыпался до тех пор, пока не вмешался сам Город.
Четвёртая внезапно пришла в ярость в школе и до полусмерти избила учителя.
Пятая… пятая сгорела заживо в собственном доме.
В ночь пожара Мирилл скрутил приступ жутчайшей тошноты. Было не только физически плохо, но и тоскливо до одури; то и дело мерещилось, что из открытого крана хлещет кровь, а из раковины торчит костлявый палец с загнутым ногтём и размеренно скребёт белую эмаль. Погода за окном менялась каждые полчаса — то дождь хлещет, то град, то полная тишина и удушье. И когда тихий голос попросил Мирилл: «Убери это, пожалуйста», — то она даже не стала спрашивать, что убрать. Влезла в толстовку, накинула капюшон, вытащила из подсобки топор, оставшийся от пожарного набора, и отправилась на Уэрсби.
По улице Мирилл тащилась с непередаваемым чувством, что в её старый, уютный дом забралась толпа малолетних панков, превратила книжные полки в туалет и утёрлась вышитыми салфетками. Кошки, видимо, придерживались такого же мнения и отправили с хозяйкой отряд телохранительниц. Самая старая, пёстрый матриарх с рваным ухом, вышагивала у самых ног, пригибаясь к земле и урча в голос. Тучи подтягивались за Мирилл со всех кварталов, и когда она подошла к Уэрсби, то над лавкой Бриджит уже висела непроницаемая мгла в синеватых капиллярах электрических разрядов.
Дверь под ударами топора слетела с петель за полторы минуты.
Бриджит, кажется, в это время проводила какой-то ритуал. Мирилл не стала разбираться — одним ударом смела статуэтки, маски и курильницы на пол. Кошки ворвались следом и с утробным воем растащили окровавленные фрагменты уже неопределимого жертвенного зверька по углам, за пределы очерченного водой круга.
Бриджит выставила перед собой руку с куклой-амулетом, и Мирилл молча ударила по ней с ноги. Кукла разлетелась на глиняные осколки; мгла над домом наконец-то разродилась электрическим разрядом, а следом — оглушительным громом.
— Й-й-а-а-а… — залепетала Бриджит, отползая на заднице к стенке. — Й-а-а-а…
— Как же вы все меня достали, — доверительно сообщила Мирилл и перехватила топор поудобнее. — Да-а, тяжёлая ночка будет, — вздохнула она и откинула капюшон, чтоб не мешался.
И тут Бриджит закричала.
За всю свою недолгую, но весьма насыщенную жизнь Мирилл ещё ни разу не слышала, чтобы кто-то орал с таким ужасом. Так, словно вместо неё, двадцатилетней девчонки — «Ну, двадцатилетней девчонки с топором, будем справедливы», — мысленно поправляла себя она на этом моменте — Бриджит видела нечто объективно невозможное в этом мире, даже не оживший кошмар, а расплату. От крика уголки рта у неё растрескались до крови, а глаза едва не вылезли из орбит. На полу стремительно растекалось мокрое пятно…
А в зрачках Бриджит не отражалось ничего — кроме пустой комнаты с множеством кошек.
Мирилл стало не по себе.
— Эй… — негромко позвала она, но Бриджит, расцарапывавшая собственное горло ногтями, уже её не слышала. — Кого ты видишь?
Вопрос стал той самой последней соломинкой из притчи про верблюда.
Бриджит осела на пол, закатывая глаза. Из уголка рта у неё стекала розоватая пена.
— Мне сейчас самой плохо станет, — созналась Мирилл Городу. — Я не потяну её прикончить.
— Ну и не приканчивай, — пожал он плечами. Так, словно своего уже добился.
Вздохнув, Мирилл обвела взглядом царящую в лавке разруху, прислонила топор к стенке и отправилась искать швабру с тряпкой. А заодно — успокоительное для Бриджит.
Впрочем, лекарства так и не понадобились.
Очнувшись, Бриджит и не думала орать, шарахаться, заявлять в полицию — или восстанавливать разгромленную лавочку. Съехала в самый дешёвый квартал, постриглась, закупила джинсы со стразами, скучные клетчатые рубашки и потихоньку начала приторговывать фруктами. Изредка она заглядывала к Мирилл или позванивала, обычно до темноты, и спрашивала, не помочь ли ей чем — уборка, готовка, уход за садом. И примерно через год закономерно нарвалась на момент с устранением очередного «лишнего». Город устами Мирилл коротко ответил:
— Приезжай.
Увидев расчленённый труп в ванне, Бриджит и бровью не повела, но действительно помогла убраться — спокойно, молча и быстро.
Мирилл, наверно, никому жизни не была так искренне благодарна.
Если бы кому-нибудь пришло в голову поинтересоваться, обладает ли Город чувством юмора, Мирилл с жаром бы кивнула: да, да, разумеется!
Только особенным.
Из последних «шуток» вспоминалась хотя бы шикарная подборка кассет с фильмами про стокгольмский синдром, от весьма знаменитых, вроде «Переговорщика», до совершенно неизвестных. Как, например, в глухую провинцию попала запись латиноамериканской ленты «Захват мэрии в Буэнос-Айресе», а тем более — любительская запись японских школьников на ту же тему, оставалось только догадываться. Впрочем, кассетами город не ограничился — устроил на улице настоящее светопреставление с метелями и гололедицей под конец марта, а потом и вовсе проломил Бриджит крышу обледеневшим сугробом.
